Расширенное заседание Ученого совета ИИМК РАН и Отдела археологии Центральной Азии и Кавказа, посвященное 70-летию со дня рождения В. А. Алёкшина

Алёкшин В. А.

Погребальный обряд как феномен традиционной культуры и его эволюция по данным археологии

Обзор этнологических работ позволяет сделать вывод о том, что в традиционных обществах, культура которых представляет собой совокупность материальных и духовных ценностей, сформировавшихся на основе обычаев, существовал и комплекс разнообразных ритуальных действий, регламентирующих отношение к умирающим, способы обращения с покойными и формы поминания или почитания усопших. Сложившиеся в отдалённом прошлом эти три группы верований составляют погребальный культ.

Центральное место в погребальном культе отведено ритуалам второй группы (погребальные обряды). Именно они предназначены для того, чтобы зафиксировать посредством церемоний, одобренных традицией, радикальное изменение прижизненного статуса умершего, который лишь после похорон и завершения связанного с ними траура приобретает иной (посмертный) статус и покидает мир живых.

Но куда же переходил усопший? Что было ему уготовано после кончины? Воззрения на посмертную судьбу человека можно свести к трём основным идеям.

Наиболее известна та из них, согласно которой усопший после похорон отправлялся в далёкую страну мёртвых, отделённую от мира живых труднопреодолимыми препятствиями и находившуюся чаще всего под землёй, причём могила являлась входом в загробный мир. Чтобы помочь покойному благополучно добраться до места его нового обитания, живые снабжали усопшего съестными припасами, добротной одеждой и обувью, снаряжением для охоты и рыбной ловли, земледельческими орудиями, оружием, а иногда и транспортными средствами (лодка, нарты, повозка).

В соответствии со второй идеей, смерть является лишь прелюдией к возвращению усопшего в мир живых в облике новорожденного, причем вера людей в новое рождение покойного уживалась с чётким осознанием ими того, что мёртвый сородич не вернётся на землю в своём прежнем воплощении. Смерть человека и момент его предполагаемого возрождения разделены временем, длительность которого никому не была известна.

Согласно третьей идее, после смерти человек поселялся в могиле, которая, таким образом, становилась местом его вечного пребывания, то есть новым домом, соответствующим прижизненному статусу покойного.

Этот краткий обзор основных воззрений на посмертную судьбу человека, известных в традиционных обществах, позволяет сделать вывод о том, что все три основные концепции о посмертной судьбе человека настолько противоречат друг другу, что вряд ли можно предполагать их одновременное возникновение в исторической ретроспективе.

Древнейшие погребальные обряды, возникшие приблизительно 140 000 лет назад, относятся к середине и концу эпохи мустье, которая началась примерно 250 000 лет назад и завершилась около 40 000 лет назад (Шер и др. 2004. С.59). Вблизи останков людей эпохи мустье нередко лежали кости животных, а также изделия из камня. Однако сами по себе эти находки не являются доказательством того, что они преднамерен­но положены в нее. К погребальным приношениям относятся только те артефакты, которые находятся в контакте с руками усопшего: зажаты в его ладони или, рас­полагаясь на его теле, перекрыты костями предплечья и кистей. Таким образом, первым критерием, указывающим на присутствие ин­вентаря в могиле, является прямое касание его руками покойника. Набор инвентаря, а также место его расположения в могиле, как и любая другая деталь погребального обряда, зависит от принятых норм и стандартов, которые, в свою очередь, определялись устоявшимися культур­ными традициями. Таким образом, вторым критерием, свидетельствующим о наличии ин­вентаря в погребении, является стандартизация набора и размещение его в опреде­ленных местах могилы по отношению к трупу. Третьим критерием является уникальность того или иного артефакта, который выявлен только в связи с останками людей и не обнаружен в культурном слое стоянки.

Все каменные орудия, найденные вблизи костяков мустьерского времени, не соответствуют этим крите­риям, и поэтому захоронения среднего палеолита следует считать безинвентарными. В них также отсутствует заупокойная пища. Красная краска не связана с мустьерскими погребениями. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что у людей среднего палеолита ещё не сложились представления о потустороннем мире и о загробной жизни.

На некоторых мустьерских памятниках обнаружены свидетельства расчленения трупов и снятия с костей мягких тканей с помощью кремневых орудий. Распределение полных и неполных костяков на стоянках среднего палеолита обнаруживает общую для всех регионов закономерность. В культурных отложениях мустьерского времени, которые датируются в интервале от  140 000 до 50 000 лет назад, преобладают находки неполных скелетов людей. В слоях финального мустье (50 000-40 000 лет назад) возрастает количество находок полных скелетов. Очевидно тела многих людей эпохи среднего палеолита могли быть похоронены уже в неполном (расчлененном) состоянии.

Рассматривая вопрос о происхождении и символике древнейших погребальных обрядов, следует также иметь в виду, что, начиная с нижнего палеолита, человеку были известны две разновидности смерти. С одной из них (естественная или насильственная гибель различных животных) он постоянно встречался в мире природы. Передвигаясь в поисках пропитания, люди часто наталкивались на растерзанные хищниками туши травоядных животных и поедали, как полагают многие учёные, остатки мяса, сохранившиеся на некоторых костях, а также извлекали из них костный мозг. Таким образом, не обладая ещё достаточной охотничьей сноровкой, они питались падалью. Не­редко древнейшие люди становились свидетелями того, как хищники убивали и по­жирали свои жертвы, среди которых в любой момент мог оказаться и сам человек. Поэтому вполне вероятно, что наши предки, ещё в домустьерское время стали ассоциировать смерть с терзанием, разрыванием, разъединением тела. Со второй разновидностью смерти (уход из жизни одного из членов сообщества) человек сталкивался «дома», то есть в коллективе себе подобных.

Этнологические источники свидетельствуют о том, что обе разновидности смерти            нарушали один из основных принципов культуры – принцип всеобщего равновесия, в соответствии с которым в бесконечном круговращении и повторяемости различных явлений и процессов заключаются истоки целостности, стабильности и воспроизводства природы и общества Нарушение регулярной цикличности природных и общественных процессов вело к разрыву в традициях и нестабильности, которая грозила людям гибелью.

Обе опасности можно было нейтрализовать с помощью соответствующих ритуалов. Реакция коллектива на уход из жизни одного из сородичей проявлялась в отправлении погребального обряда, с помощью которого люди пытались поставить предел разрушительной власти смерти. Они не хотели мириться с мыслью о прекращении своего существования и пытались противопоставить гибели веру в непрерывность жизни.

Ущерб, нанесённый охотой и рыболовством промысловым животным, восполняли с помощью обрядов охотничьей магии. В соответствии с ними кости, черепа, шкуры, требуху и чешую, оставшиеся после поедания промысловых зверей, птиц и рыб, тщательно собирали, а затем закапывали в землю, уносили в лес или бросали в воду. Складывая в каком-либо укромном месте останки животного, люди верили, что благодаря этим символическим действиям сохранившиеся кости со временем покроются плотью и животные возродятся к новой жизни.

Обращение людей с останками животных, характерное для ритуалов охотничьей магии, зафиксировано и для мустьерской эпохи. Типологически сходные действия, целью которых являлось сокрытие в земле неполных расчленённых останков животных и людей (в среднем палеолите так похоронено более половины неандертальцев и людей современного физического типа) наглядно свидетельствуют о том, что в эпоху мустье обряды охотничьей магии и погребальные ритуалы ещё не были дифференцированы.

В основе этих ритуалов, вероятно, лежала фундаментальная идея о необходимости защищать от гибели животных и людей – живых существ одинаковой природы, которым смерть грозила полным уничтожением.

Исходя из этого, можно полагать, что древнейшие ритуалы каменного века должны были обеспечивать непрерывное существование коллективу охотников (добывание пищи и сохранение такой численности группы, которая достаточна для её воспроизводства) посредством магических церемоний, направленных на возрождение к новой жизни убитых животных и умерших людей, причём расчленение их тел (ха­рактерная черта ранних мустьерских погребений) символизировало смерть, а захоронение частично собранных останков — веру в их последующее возвращение, хотя и в новом облике.

Захоронения нерасчленённых трупов, количество которых постепенно возрастает к концу эпохи мустье, вероятно, свидетельствует о принципиальных измене­ниях в менталитете охотников среднего палеолита, которые с течением времени начинают противопоставлять себя миру природы. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что именно в тех погребениях, в которых были найдены полные скелеты, иногда обнаруживают символические приношения.

Речь идет о трех случаях. На костяках мужчины (Схул V) и подростка (Кафзех 11) лежали соответственно нижняя челюсть кабана и рога лани с частью лобной кости. В обоих случаях эти находки располагались поверх грудной клетки скелетов, касаясь их правых плечевых костей. Руки умерших находились в прямом контакте с костями животных. Левая кисть мужчины (Схул V) касалась челюсти кабана, правая кисть подростка (Кафзех 11) – лобной кости лани. Таким образом, нет оснований сомневаться в том,  что упомянутые кости животных являлись символическими приношениями. На левой тазовой кости скелета десятимесячного младенца (Амуд 7), который найден на скальном дне ниши в северной стене грота, была обнаружена сильно фрагментированная верхняя челюсть благородного оленя. Поскольку эта кость не могла случайно попасть в нишу из культурного слоя, и так как она оказалась единственным образцом кости такого рода, встреченным на стоянке, которую раскапывают, начиная с 1961 г., то очевидно, что такую находку также следует считать символическим приношением.

Символические приношения представлены как в могилах людей современного физического типа: Схул V (мужчина; нижняя челюсть кабана), Кафзех 11 (подросток; рога лани с частью лобной кости), так и в погребении неандертальца: Амуд 7 (десятимесячный младенец; верхняя челюсть благородного оленя). Во всех случаях в захоронения положены несъедобные части туш животных, поэтому данные артефакты никак не могут быть остатками заупокойной пищи. Видимо, фрагментарные части черепов животных, преднамеренно по­мещенные в могилы, являлись символами смерти. Наличие одинаковых символических приношений в некоторых погребениях людей современного физического типа и неандертальца является доводом в пользу того, что и те, и другие имели сходные представления о смерти.

С точки зрения этнологии, ритуалы среднего палеолита, свидетельствующие о древнейших формах религии, в соответствии с которой смерть и разрушение выступают залогом возникновения новой жизни, относятся к группе продуцирующих обрядов (обряды приумножения производительных сил природы). Таким образом, погре­бальный обряд, как и обряд охотничьей магии, возникал как символическое средство защиты от гибели, как элемент культуры, противостоящий смерти, сохраняющий стабильность в коллективе и гарантирующий возрождение умершего индивида.

К сожалению, погребения ранней поры верхнего палеолита (40 000–26 000 тысяч лет назад) науке пока не известны. Те же из них, которые датируются от 26 000 до 10 000 лет назад, обнаруживают столь яркие отличия от мустьерских, что позволяют сделать вывод о существенных переменах, произошедших к этому времени в представлениях людей о посмертной судьбе человека.

Умерших стали хоронить в нарядных одеждах, не предназначенных для повседневного ношения. Вероятно эти одеяния, празднично украшенные многочисленными бусами, можно было использовать в различных ритуалах (свадьба и похороны) как это до сих пор практикуется в некоторых традиционных обществах.

Появление нарядного погребального костюма наряду с широким использованием в похоронном ритуале красной краски, которая, видимо, оказывала большое эмоциональное воздействие на всех, кто прощался с покойным, даёт основание полагать, что похороны в верхнем палеолите стали своеобразным праздником. Его суть заключалась в разделении живых и мёртвых, причём последних, судя по торжественности обряда, готовили к какому-то иному существованию, что свидетельствует о существовании верований в потусторонний мир.

Наличие в некоторых могилах погребального инвентаря также указывает на существование представлений о посмертной жизни. Однако найденные в захоронениях посмертные дары (жезлы из рога и кремнёвые пластины-ножи) наводят на мысль о том. что они скорее являлись своеобразной «визитной карточкой» усопшего, чем набором вещей, необходимых для путешествия в иной мир.

Если к этим наблюдением добавить тот факт, что в погребениях отсутствует заупокойная пища, то можно заключить, что либо верхнепалеолитические охотники ещё не имели чётких представлений о том, как покойный попадал в загробный мир, либо они верили в то, что путь в страну мёртвых был недолгим и безопасным, а её обитатели располагали всем необходимым для добывания пищи и безмятежной жизни.

Существенные новации в сфере погребальной практики относятся ко времени позднего мезолита (Европа, VI–V тыс. до Р. Х.). Во-первых, резко возрастает количество могил с погребальным инвентарём, который теперь, наряду с бусами из раковин и зубов животных, украшавших одежды умерших, включает самые разнообразные орудия труда: костяные острия и кинжалы, кремнёвые резцы, скребки, ножи, наконечники стрел, каменные и роговые топоры. Во-вторых, в некоторых захоронениях появляется заупокойная пища. Например, в погребениях могильников Скатехольм I и II (Швеция) обнаружены остатки рыбных блюд, приготовленных для усопших. Целые рыбьи тушки были найдены в погребениях могильника Попово (Россия). В-третьих, широкое распространение получили различные обряды, которые совершались либо в момент похорон, либо уже после того как тело покойного было предано земле. В-четвёртых, следует упомянуть захоронение в лодке (конец VI тыс. до Р. Х.). Эта уникальная находка была обнаружена на стоянке Моллегабет (Дания).

Следует также подчеркнуть, что в эпоху мезолита охотники, собиратели и рыболовы Западной, Северной и Восточной Европы по-прежнему использовали красную краску в погребальных обрядах.

Погребальная практика древних земледельцев (Юго-Западная Азия) претерпевает существенные изменения лишь в позднем неолите (VI тыс. до Р. Х.), когда появляются захоронения, инвентарь которых включал каменные, деревянные и глиняные сосуды, предназначенные для заупокойной пищи. Кроме разнообразной посуды в могилах этого времени находят украшения (бусы из камня и раковин, кольца из меди и свинца), обсидиановые зеркала, орудия труда (костяные иглы, орудия для плетения корзин, каменные топоры, кремнёвые вкладыши серпов и скребки), охотничье оружие (глиняные и каменные ядра пращи, кремнёвые кинжалы, наконечники копий и стрел), каменные навершия булав, каменные женские статуэтки и иногда глиняные амулеты-печатки с геометрическим узором. Позднее, в раннем энеолите (V тыс. до Р. Х.) появляются погребения с оружием. Во время раскопок могильника Эреду над перекрытием погребения 51 была обнаружена глиняная модель лодки. Хотя она и не была найдена в захоронении, её связь с могильником очевидна. Не исключено, что этот артефакт происходил из полностью разрушенного погребения или его намеренно оставили возле одной из могил.

В VIII–VI тыс. до Р. Х. земледельцы Юго-Западной Азии, так же как мезолитические охотники Европы, использовали красную охру в погребальных обрядах. Однако этот обычай был широко распространён только у оседлого населения Ирана, Центральной Азии и Пакистана, тогда как в Сиро-Палестине, Малой Азии и Месопотамии захоронения с красной краской очень редки. В эпоху раннего энеолита (V тыс. до Р. Х.) эта традиция полностью исчезает во всей древнеземледельческой ойкумене.

Итак, археологические материалы свидетельствуют о том, что вера в загробный мир, возникшая ещё в эпоху верхнего палеолита, была, видимо, дополнена в конце каменного века представлением о том, что путь в страну мёртвых был неблизким, и, чтобы добраться туда, покойный нуждался в съестных припасах и необходимом снаряжении. В отдельных случаях умершим даже предоставляли для путешествия в иной мир древнейшее известное людям транспортное средство — лодку.

Следовательно, к концу V тысячелетия до Р. Х. погребальный обряд становится тем ритуалом перехода умершего в потусторонний мир, который так хорошо известен по этнологическим источникам. Эта система взглядов на посмертную судьбу человека, формирование которой заняло примерно 20 000 лет, в законченном виде появилась практически одновременно и у земледельцев, и у охотников-собирателей.

Археологические источники свидетельствуют о том, что погребальные сооружения каменного века не имеют сходства с жилыми постройками. Позднее, в эпоху бронзы и железного века, в захоронениях появляются сооружения, сходные по форме с небольшими жилыми помещениями или напоминающие шатёр. Однако во всех этих погребальных сооружениях, которые возможно имитировали  жилые постройки, отсутствуют окна, очаги или печи. В погребениях керамического неолита, энеолита и бронзового века нет также и кухонной посуды для приготовления пищи. Таким образом, большинство погребальных сооружений эпохи энеолита, бронзы и железного века не имеет тех архитектурных элементов, которые являются неотъемлемой частью интерьера жилища и которые должны были бы находиться в могиле, если бы она действительно являлась домом, выстроенным для покойного.

Известен лишь один ареал распространения погребений, в которых выявлены детали, характерные для обстановки жилого дома: стационарные очаги с кухонной утварью (горшки, котлы с цепью, сковородки, сковородники). Речь идёт о подкурганных захоронениях вблизи Ладожского озера. Эти погребения оставлены весью, древним финским населением Приладожья, и датируются концом I – началом II тысячелетия. Именно они позволяют сделать вывод о том, что некоторым группам финноязычного населения не были чужды верования о могиле как о жилище покойника. Однако эти представления появились у них лишь в эпоху раннего средневековья и, видимо, не получили широкого распространения.

Итак, изучение эволюции погребальных обрядов с момента их возникновения и до эпохи раннего средневековья позволяет сделать вывод о том, что древнейшие представления людей о посмертной судьбе человека сложились уже в среднем палеолите и представляли собой веру в реинкарнацию, то есть в идею возрождения умершего сородича в обличье новорожденного младенца.

Расцвет культуры верхнепалеолитических охотников привёл к существенным переменам во взглядах людей на смерть человека. В соответствии с новыми верованиями усопший покидал белый свет и оказывался в стране мёртвых, где ему приходилось находиться какое-то время, прежде чем могла произойти его реинкарнация. Эта концепция, формировавшаяся в течение примерно 20 000 лет, окончательно сложилась к VI–V тысячелетиям до Р. Х. Путешествие в загробный мир, ставшее к этому времени тяжёлым испытанием для умершего, требовало необходимой экипировки, соответствующей социальному статусу человека.

Наконец, идея, в соответствии с которой могила является жилищем усопшего, появилась у некоторых народов очень поздно, вероятно, в раннем средневековье.

Всякий раз, когда возникала новая концепция о посмертной судьбе человека, она не отбрасывала старую, а инкорпорировала и дополняла её, создавая многоуровневую систему верований, нашедших своё отражение в разнообразных погребальных обрядах.