Российский археологический ежегодник, 2014, №4. Аннотации
Палеолит
Кузьмин Я. В., Дикова М. А. Хронология позднеплейстоценовых археологических памятников Северо-Восточной Сибири
В работе представлена обновленная информация по хронологии доголоценовых археологических памятников Северо-Востока Сибири (по состоянию на конец 2014 г.). После открытия Янской стоянки на Крайнем Севере (71° с. ш.) стало очевидно, что люди заселили данный регион как минимум 28 600–27 100 л. н., а возможно, и ранее — 33 800 л. н. После значительного перерыва, в интервале 27 100–14 300 л. н., с возможным присутствием человека на о. Врангеля (около 22 400 л. н.), стоянках Ушки 1 (около 21 000 л. н.) и Берелёх (около 18 900 л. н.), постоянное обитание человека в Северо-Восточной Сибири датируется около 14 300 (13 600) л. н. Детально обсуждается хронология Ушковской группы стоянок на Камчатке. Датирование предположительно позднепалеолитической стоянки Ульхум на Чукотке показало, что культурный слой в позиции in situ относится к среднему голоцену (около 6900 л. н.), и этот объект следует исключить из списка позднеплейстоценовых памятников Берингии.
The paper provides updated information on the chronology of the pre-Holocene archaeological sites in Northeastern Siberia (as of late 2014). After the discovery of the Yana RHS site in the extreme north of the region (71° N), it is clear that humans inhabited Northeastern Siberia since at least ca. 28,600–27,100 BP and possibly earlier, ca. 33,800 BP. After the following long hiatus at ca. 27,100–14,300 BP, with possible occasional occupations at Wrangel Island (ca. 22,400 BP), Ushki 1 (ca. 21,000 BP), and Berelekh (ca. 18,900 BP), permanent occupation of Northeastern Siberia is known since ca. 14,300 (13,600) BP. The chronology of the Ushki sites on Kamchatka is discussed in details. The dating of the presumably Late Paleolithic site of Ulkhum on Chukotka showed that the in situ cultural layer belongs to the mid-Holocene (ca. 6900 BP), and this site should be excluded from the list of Late Pleistocene localities in Beringia.
Археология представлений
Шер Я. А. Истоки искусства: не пора ли сменить направление поиска (приглашение к дискуссии)
В статье представлена гипотеза происхождения изобразительной деятельности как естественноисторического феномена, родственного языку. Способность к созданию изображений могла возникнуть только при определенном уровне развития у наших эволюционных предков нейропсихологического аппарата. Как представляется, особенное значение в этом процессе принадлежало межполушарной асимметрии и развитию префронтальной коры головного мозга, а также более глубокой дифференциации и активного взаимодействия функций правого и левого полушарий.
The article presents a hypothesis of artistic activity emergence as a natural historical phenomenon, similar to the language. The ability to create representations could have emerged only at a certain level of our ancestors’ neuropsychological development. The deeper differentiation and more active interaction of the brain hemispheres seem to have played an extremely important role in this process.
Jacobson-Tepfer E. Rock art, language and cognition: Evidence from the Mongolian Altai and beyond
В своей статье Я. Шер предлагает использовать язык и изобразительное творчество детей для понимания возникновения фигуративного искусства в преистории. Он уделяет основное внимание франко-кантабрийской традиции монументальной живописи и тому, что пришло ей на смену в мезолите. В настоящей работе его модель проверяется на материалах по петроглифам северо-западной Монголии, древнейшие из которых датируются поздним плейстоценом. Я показываю, что, в то время как Шер находит разрыв традиции после палеолита, монгольские материалы свидетельствуют о сохранении преемственности вплоть до бронзового века. Вместе с тем, развитие монгольской традиции являет аналогии лингвистической модели Шера, выражающиеся в появлении повествовательных изображений, в центре которых находится человеческая фигура. Завершается статья обращением к параллельной, хотя и совершенно отличной, традиции, существовавшей в районе Большого Бассейна, где абстракция — тоже форма языка — на протяжении тысяч лет сосуществовала с богатой нарративной традицией. Таким образом, в отличие от монгольских материалов, материалы Большого Бассейна противоречат развиваемой Шером идее о параллельном развитии языка и фигуративного искусства.
In his paper, “The sources of art”, Jakov Sher proposes using the language and art of children to understand the emergence of figurative art in prehistory. His focus is the parietal, Franco-Cantabrian Paleolithic tradition and its outflow in the Mesolithic period. This paper tests his model against the openair, petroglyphic materials of northwestern Mongolia, the earliest examples of which date to the late Pleistocene. I argue that where Sher finds a break after the Late Paleolithic, the Mongolian tradition indicates continuity down through the Bronze Age. Nonetheless, the evolution of the Mongolian tradition does suggest analogies to Sher’s linguistic model expressed in terms of the emergence of narrative representation centered on the human figure. The article concludes with reference to a parallel but utterly different petroglyphic tradition from the Great Basin, wherein abstraction — also a form of language — lasted for thousands of years, coexisting with the development of a rich narrative tradition. The Great Basin tradition thus disrupts the analogies between language development and figurative art suggested by Sher and demonstrated by the Mongolian materials.
Неолит
Неолит в системе трех веков (дискуссия на методическом семинаре ИИМК РАН).
Васильев С. А. Обсуждение вопроса о критериях выделения неолита на методическом семинаре ИИМК РАН
Клейн Л. С. Археологическая периодизация в новом тысячелетии
Колпаков Е. М. Периодизация и понятие «неолит»
Березкин Ю. Е. Неолит, Анды и Передняя Азия
Понятие «неолит» обозначает не только стадию развития, но и историко-культурную общность. Несмотря на наличие в Америке обществ, типологически сходных с неолитическими культурами Старого Света, в Новом Свете нет «неолита». Исследования в Передней Азии и в Центральных Андах показывают, что корреляция между появлением производящего хозяйства, становлением культур неолитического уровня (оседлость, богатый вещевой набор и пр.) и формированием надобщинного уровня политической интеграции слабее, чем это предполагалось. В истории культуры и общества реализовывались разные варианты, в том числе статистически редкие. Чем больше древних обществ удается реконструировать, тем менее универсальными становятся используемые нами понятия.
«Neolithic» is both a stage of social and cultural development and a particular interaction sphere. Some American societies were typologically similar to Eurasian Neolithic cultures but there was no «Neolithic» in the New World. Archaeological investigations in the Near East and in Central Andes demonstrate that correlation between the development of producing economy, cultures of the Neolithic level (permanent settlements, a rich set of material objects, etc.), and superommunity level of political integration was weaker than formerly thought. Though different variants of organization had uneven probability to be realized in history, those which really existed were diverse and numerous enough. The more early societies are reconstructed, the less universal become notions and terms we can use.
Лозовский В. М., Мазуркевич А. Н. Начальный этап неолита Европейской части России по данным анализа каменных индустрий
В статье рассматриваются кремневые комплексы ранненеолитических памятников Европейской части России, происходящие с различных территорий — Нижнего Подонья (стоянки Ракушечный Яр, Раздорская 2), Нижнего и Среднего Поволжья (стоянки каиршакско-тентексорской, джангаро-варфоломеевской групп памятников и елшанской культуры), Верхнего Поволжья (стоянки с традициями бутовской мезолитической культуры в инвентаре и материалы стоянки Замостье 2). Представлены общие характеристики каменных индустрий мезолитических и ранненеолитических комплексов, прослежены общие тенденции. Выявлены общие закономерности в развитии кремневых индустрий в связи с появлением первой керамики.
The article describes flint complexes from еру early Neolithic sites of European Russia, originating from different areas, including the Lower Don region (Rakushechnyi Yar, Razdorskaya 2 sites), Lower and Middle Volga basin (sites of the Kairshak-Tenteksor and Gangar-Varfolomeevka groups, as well as Elshanskaya culture), and the Upper Volga region (sites of the Butovo culture and Zamostje 2). The authors provide an overall characteristic of the Mesolithic and Early Neolithic stone assemblages and attempt to identify and define the general trends in the development of flint industries that could have been associated with the introduction of pottery.
Цветкова Н. А. Периодизации и культурная история Волго-Окского неолита
В статье дается критический обзор взглядов на археологическую периодизацию и культурную историю неолита Волго-Окского региона. Формирование этих представлений происходило поэтапно. Первый этап, с 1920-х гг. до 1973 г., характеризуется: 1) открытием археологических культур ямочно-гребенчатой керамики; 2) обоснованием периодов нео лита; 3) дискуссией о правомерности выделении докерамической его стадии. Утвердилась двухчленная модель периодизации неолита с разделением его на ранний и развитый этапы. Во второй этап, с 1973 по середину 1990-х гг., культуры ямочно-гребенчатой керамики были отнесены к развитому неолиту. Ранний неолит стал ассоциироваться с древностями верхневолжской культуры. Также были детализированы представления об археологических культурах региона, например, разработаны их периодизации по данным изучения керамики, каменного и костяного инвентаря. Третий этап, с середины 1990-х гг., характеризуется множеством сценариев культурной истории раннего неолита и развернутой критикой источниковедческой базы. Сегодня внимание археологов сконцентрировано исключительно на этнокультурных процессах волго-окского неолита.
The paper provides a critical review of opinions concerning the archeological periodization and cultural history of the Neolithic in the Volga-Oka interfluve region. The history of formation of these opinions can be divided into several phases. The first phase (from the 1920-es to 1973) is characterized by the 1) discovery of the pit-comb ware cultures; 2) identification of different periods within the Neolithic; 3) discussions regarding the validity of the pre-pottery stage in the Neolithic. The two-part model of the Neolithic periodization was established comprising the early and the late stages. During the second phase (from 1973 to the mid-1990-es) the pit-comb ware cultures were assigned to the Late Neolithic, while the Early Neolithic was associated with the Upper Volga culture only. In addition, the regional cultures were described in more detail and subdivided into several periods, according to the changes seen in pottery, as well as stone and bone inventory. The third phase (from the mid-1990-es up to nowdays) is characterized by multiple scenarios of the Neolithic cultural history, and close attention paid to the archaeological source studies. Currently the attention of archeologists is primarily focused on the ethno-cultural processes that are thought to have taken place in the Volga-Oka Neolithic.
Лычагина Е. Л. К вопросу о правомерности выделения неолита в лесной полосе (на примере неолита Прикамья)
Статья посвящена вопросам выделения эпохи неолита в лесной полосе. На основе анализа позднего мезолита, раннего и развитого неолита Прикамья делается вывод о наличии серьезных изменений в хозяйственной и социальной сферах. Эти изменения позволяют говорить о возможности перехода к неолиту на основе интенсивного присваивающего хозяйства, без появления элементов производящего хозяйства.
The article is devoted to the question of the legitimacy of distinguishing the Neolithic period in the forest zone. The Late Mesolithic and Neolithic assemblages of the Kama region are indicative of important economic and social changes occurring at that time. The available evidence shows that while the Mesolithic to Neolithic transition was accompanied by a substantial intensification of foraging economies, no signs of food production can be identified for this period.
Гусев С. В. «Пережиточный неолит» - миф или реальность?
Медведев В. Е. Письмо участникам дискуссии
Яншина О. В. Понятие «неолит» и археология Восточной Азии
В статье дается краткий обзор комплексов переходного периода от палеолита к неолиту, изученных в различных регионах Восточной Азии. Рассматриваются вопросы о соотношении аго- и агронеолита и об их месте в рамках археологической периодизации.
The article provides a brief overview of the transitional Paleolithic to Neolithic assemblages studied in different regions of East Asia. Special attention is given to the questions of the relationship between the non-agricultural and agricultural Neolithic and about their place in archaeological periodization.
Лынша В. А., Тарасенко В. Н. Место орлиноклювской культуры в неолите Приморья и Нижнего Приамурья
В статье излагается опыт построения локальной колонной секвенции археологических культур в долине р. Иман (Северное Приморье) на основе применения системной стратегии априорно-интуитивного выделения археологических культур Л. С. Клейна (1991: 230–247). Предварительная абсолютная хронология культур построена на основе результатов радиоуглеродного датирования 30 проб древесных углей из многослойных археологических памятников Орлиный Ключ, Алмазинка, Дальний Кут-15 и Шивелаза. Колонная секвенция, разработка которой далека от завершения, в настоящее время имеет следующий вид: орлиноклювская (6370–5750 гг. до н. э.) и шивелазская (4500–3500 гг. до н. э.) средненеолитические АК, иманская (2850–1780 гг. до н. э.) и алмазинская (2570–1520 гг. до н. э.) поздненеолитические АК, дальнекутская палеометаллическая АК (900–400 гг. до н. э.). Процедура априорно-интуитивного выделения АК и археологических типов сосудов более детально рассмотрена на примере орлиноклювской культуры, выделенной по одному археологическому памятнику (неолитическое поселение Орлиный Ключ).
The paper shares the experience of working out a local sequence of archaeological cultures in the Iman river valley (Northern Primorye). The authors use the systemic strategy (a priori-intuitive approach) proposed by L. S. Klejn (1991: 230–247). The chronology is based on 30 absolute dates obtained on charcoals from the multilayered sites of Orlinyi Klyuch, Almazinka, Dalniy Kut-15, and Shivelaza. For the time being the local sequence of archaeological cultures looks as follows: Orlinyi Klyuv (6370–5750 years BC) and Shivelaza (4500–3500 years BC) Middle Neolithic cultures, Iman (2850–1780 years BC) and Almazinka (2570–1520 years BC) Late Neolithic cultures, Dalniy Kut culture (900–400 years BC) of the Early Metal Period. The procedure of the a priori-intuitive identification of archaeological cultures and pottery types is exemplified by the analysis of the Orlinyi Klyuv culture, represented by a single site (Neolithic settlement of Orlinyi Klyuch).
Эпоха раннего металла и бронзы
Ковалев А. А., Эрдэнэбаатар Д. Открытие в центре Евразии новой культуры эпохи развитой бронзы (мунх-хайрханская культура)
Статья посвящена открытию новой культуры бронзового века, которая в XVIII–XIV вв. до н. э. охватывала огромную территорию в центре Азии — от Монгольского Алтая на западе до озера Хубсугул на востоке и от Саян на севере до Хангая на юге. Первые памятники этой культуры были обнаружены А. А. Ковалёвым в Мунх-Хайрхан сомоне Ховд аймака Монголии. Погребальные сооружения этой культуры внешне представляют собой совершенно плоские каменные курганы, насыпь которых имеет круглую или квадратную форму и сформирована из одного слоя камня. Погребения осуществлялись в небольших овальных земляных ямах, погребенные были уложены на левый бок в сильно скорченном положении, головой на северо-восток. Яма заполнялась каменными глыбами, образовывавшими подобие свода. Рядовые курганы имеют в поперечнике 2–5 м, однако исследован такой же по конструкции курган диаметром 30 м — Галбагийн удзуур 1. Обнаруженные в погребениях бронзовые ножи имеют аналогии в памятниках ранней андроновской культуры (синташта-петровка), а также кротовской культуры Новосибирского Приобья и культуры Цицзя в Китае. В погребениях найдены также четыре бронзовых шила, уникальные костяные и перламутровые украшения, костяные наконечники стрел. Мунх-хайрханская культура занимала территории между ареалом распространения сейминско-турбинской и андро новской культур и культур Северного и Западного Китая, представляя собой мост, посредством которого осуществлялось культурное влияние населения Западной Сибири на цивилизацию Древнего Китая в 1-й половине II тыс. до н. э.
The article is devoted to the discovery of a new Bronze Age culture, which occupied a tremendous territory in the centre of Asia from Mongolian Altai in the west to the Khovsgol lake in the east, and from Sayan mountains in the north to Khangai mountans in the south. It is dated to a period between the 18th and 14th century BC. Monuments of this culture were discovered for the first time by A. A. Kovalev in Munkh-khairkhan sum of Khovd aimag of Mongolia. The barrows of this culture look like flat stone cairns of round or rectangular shape and consist of one layer of stones. Burials were placed in small pits of oval shape, the deceased laid strongly flexed on the left side, with the head directed to the north-east. Pits were filled with boulders, which formed a kind of a vault. Ordinary mounds are usually 2 to 5 m in diameter, except one barrow of the same construction that reached 30 m in diameter (Galbagiin Uzuur-1). Burials of Munkh-Khairhan culture yielded bronze knives which find analogies among the artifacts of the Early Andronovo (Sintashta-Petrovka stage) and of Krotovo cultures, as well as in the Qijia culture of North-West China. In addition, four bronze awls, unique ornaments made of bone and mother-of-pearl, and bone arrowheads were found in the burials. The Munkh-Khairkhan culture was geographically intermediate between the Seima-Turbino and Andronovo areas, on one hand, and cultures of Northern and Western China, on the other. It appears to have served as a «bridge» through which the cultural impulses from Western Siberia spread to Early China in the first half of the II millennium BC.
Клейн Л. С. Кого изображали чемурчекские статуи?
Чемурчекские статуи раннего бронзового века Алтая и Синьцзяна, выводимые А. Ковалёвым из Франции и связываемые с тохарами, иногда трактуют как намогильные памятники героизированным покойникам. Но связанные с ними коллективные погребения противоречат этой трактовке, а ряд черт самих статуй побуждают считать их изображениями богов. Эти черты: 1) треугольники на щеках, трактуемые здесь как изображения звериных ушей; 2) шишечки над бровями или на темени, выступающие как третий глаз в индоевропейских мифах; 3) круглые глаза, напоминающие о греческих киклопах; 4) скелетный стиль, ассоциируемый с отсутствием кожи у сверхестественных существ; 5) быки на привязи, изображенные на статуях, означают распоряжение скотом со стороны богов; 6) в тех же позициях, что и скот, изображены небольшие схематические фигурки людей, на которых показана священная перевязь (инд. упавита).
The Chemurchek statues of the Early Bronze Age in Altay and Xinjiang are connected by A. Kovalev with Tokharians, and the tradition itself is thought to have its roots in western Europe. Some scholars treats these statues as grave monuments to the dead men regarded as heroes. Yet collective burials connected with these statues contradict to this innerpretation, while a number of features of the statues themselves impel to consider them as depictions of gods. These features are: 1) triangles on the cheeks thought to be depictions of animal ears; 2) knobs over eyebrows or on top of the head are the Third Eye in the Indo-European mythology; 3) round eyes resemble the Greek Cyclops; 4) skeletal style is associated with the absence of skin in supernatural beings; 5) bulls on leashes depicted on the statues may symbolize the gods’ control over the cattle; 6) small schematic anthropomorphic figures with sacral sashes (upavitas of India) are depicted in the same positions as cattle.
Тутаева И. Ж. Металлические бритвы эпохи поздней бронзы Восточной Европы
В статье рассматривается проблема функционального определения бритв эпохи поздней бронзы. Выделяется ряд критериев, по которым бритвы следует относить к отдельной категории металлического инвентаря. Также рассматривается классификация этих изделий и их типология. В результате проведенного исследования выделено 13 типов, каждый из которых обладает характерными признаками. Рассматриваются вопросы абсолютной хронологии и культурной принадлежности бритв. Делается вывод, что традиция использования металлических бритв существовала в Восточной Европе на протяжении почти всей эпохи поздней бронзы, начиная от рубежа III–II тыс. и заканчивая XI–X вв. до н. э.
The paper is devoted to the problem of functional definition of razors in the Late Bronze Age. The author identifies a number of criteria by which the razors should be classified as a separate category of metal implements. In addition, she provides a classification of these products and their typology. As a result, 13 types of razors are singled out, each of which with its own characteristic features. The questions of their chronology and cultural affiliation receive due consideration too. The analysis of the available evidence leads to the conclusion that the tradition of using metal razors existed in of Eastern Europe throughout most of the Late Bronze Age, from the III–II millennia BC through the end of the XI–X century BC.
Железный век
Рябкова Т. В. Курган 524 у с. Жаботин в системе памятников периода скифской архаики
В статье впервые полностью публикуются и детально анализируются материалы кургана 524 у с. Жаботин, исследованного в 1913 г. под руководством А. А. Бобринского (коллекция ГЭ 1913/2). Неослабевающий исследовательский интерес к материалам комплекса обусловлен сочетанием в нем предметов предскифского и раннескифского облика, что позволило считать его эталонным памятником для древнейшего этапа в развитии материальной культуры раннескифского типа. Тщательное изучение всех предметов этого хрестоматийного комплекса позволило не только обосновать и конкретизировать ранее известные положения, но также привело к новым неожиданным результатам. Выяснилось, что комплекс имеет многокомпонентный характер: в него входят предметы, характерные для различных культур предскифского периода (новочеркасской, кобанской, протомеотской и круга гальштаттских (карпато-дунайских) памятников). Это является главной особенностью периода РСК-1, характеризующегося сочетанием предметов новочеркасского и раннескифского облика, что свидетельствует о полном или частичном сосуществовании новочеркасской и раннескифской культурных традиций. Комплекс демонстрирует наличие более тесной связи с кругом культур Северного Причерноморья и Предкавказья, нежели с культурами Центральной Азии, хотя в нем имеются как собственно центральноазиатские вещи или их реплики, так и предметы, генезис которых, безусловно, связан с восточными регионами. По составляющим компонентам инвентарного набора курган 524 у с. Жаботин может быть отнесен к тому же хронологическому пласту, к которому относятся такие широко известные памятники, как погребение 1 кургана 2 у с. Ендже, курган у с. Белоградец, курган у с. Ольшана, курган у с. Квитки, курганы 375 и 15 у с. Константиновка, курганы 1 и 2 могильника Хаджох I, погребения у Имирлера, в Норшунтепе и др. Материалы этого хронологического пласта представлены и в поселенческих памятниках: в горизонте Жаботин-II Жаботинского поселения, горизонте А2 Западного Бельского городища, в нижних слоях Дербентской крепости, в слоях Богазкея, Тарса, Каман-Кале Хоюка. Часть перечисленных памятников, в соответствии с хронологической схемой Коссака — Медведской, относится к этапу РСК-1, даты которого определены в границах середины — 2-й половины VIII в. до н. э. Все это позволяет определить время сооружения кургана 524 у с. Жаботин ближе к середине VIII в. до н. э. Такая датировка дает основания иначе взглянуть на материальную культуру этапа РСК-1, которая является северо-причерноморской переработкой предметов вооружения и узды, появившихся в Причерноморье вместе с приходом групп кочевого населения из центральноазиатского региона. Сама переработка форм предметов вооружения и узды происходила в регионах Северо-Западного Кавказа и Предкавказья на местной материально-технической базе и была обусловлена как влиянием местных традиций, тесно связанных с кобанской культурой и культурами Карпато-Дунайского региона, так и необходимостью адаптации вооружения к менявшимся условиям ведения военных операций. Вероятно, именно на этом этапе и произошло проникновение кочевых группировок в Закавказье и Малую Азию, археологическим свидетельством чего являются находки артефактов, относящихся к этапу РСК-1 в Малой Азии, где киммерийское присутствие засвидетельствовано данными письменных источников.
The paper contains the first full publication and detailed analysis of the materials from Barrow No. 524 near the village of Zhabotin, excavated in 1911 by A. A. Bobrinsky (State Hermitage collection 1913/2). The continued interest to the materials of this assemblage is caused by the fact that it combines the objects of both pre-Scythian and Early Scythian type, which allows to consider it a reference site of the oldest stage of the Early Scythian period. The careful study of all the objects from this well-known assemblage has enabled the author not only to substantiate and clarify a number of previously stated points, but also to obtain some new and unexpected results. It has become clear that the assemblage is a multi-component one: it includes objects characteristic of different cultures of the preScythian period such as the Novocherskassk, Koban and Proto-Meotic cultures, and the group of Hallstatt (Carpathian-Danube) sites. This multicomponentness is the main characteristic of the Early Scythian Culture period 1 (hereafter ESC-1), testifying to the full or partial co-existence of the Novocherkassk and Early Scythian cultural traditions. The assemblage shows more connections with the North Black Sea and Fore-Caucasian cultures, than with the Central Asian ones, though it does contain Central Asian things and their replicas, as well as some objects of undoubtedly eastern origin. The inventory of Barrow 524 near the village of Zhabotin appears to be coeval with such famous assemblages as burial 1 from Barrow 2 near the village of Endge, Barrow near the village of Belogradetz, Barrow near the village of Ol’shana, Barrow near the village of Kvitki, Barrows Nos. 375 and 15 near the village of Konstantinivka, Barrows 1 and 2 from the Khadzhokh 1 cemetery, burials near Imirler, in Norshuntepe, etc. The materials of this chronological stage are also found on settlement sites, including the Zhabotin-II horizon of the Zhabotin settlement, horizon А2 of the Zapadnoe Belskoe fortified settlement, the lower layers of the Derbent fortress, as well as Bogazkei, Tarsa, Kaman-Kalehoyuk. According to Kossack’s — Medvedskaya’s chronological scheme, a part of these sites belongs to the ESC-1 stage, i.e. to the middle and the second half of the VIII c. BC. This means that Barrow 524 should be dated close to the middle of the VIII c. BC. Such a dating gives grounds to re-evaluate the material culture of ESC-1, which represents a regional (North Black Sea) recast of the weaponry and harness, that were brought to the Black Sea area by groups of Central Asian nomads. This transformation was caused by both the influence of local traditions, intimately connected with the Koban culture as well as the Carpathian-Danube cultures, and the necessity to adapt the weapons to ever-changing military conditions and requirements. Probably, it was at this stage that nomads penetrated into the Trans-Caucasus and Asia Minor, as is evidenced by the finds of ESC-1 artifacts in the latter region. The presence of Cimmerians in Asia Minor is attested by written records.
Древний Восток и Античность
Азбелев П. П. Ещё раз о ранних стременах
Логика эволюционной схемы происхождения и ранней истории стремян, выработанной в 1970-х гг., должна быть пересмотрена. На раннем этапе стремена, сначала в виде односторонних подсадочных подножек, а затем и двусторонние, не повлияли на развитие военного дела и были всего лишь аристократическим аксессуаром, чуждым кочевнической традиции. Превращение стремян во всеобщий всаднический стандарт произошло не в итоге постепенного развития и распространения северокитайских и корейских прототипов, а в результате сложения своеобразных, отличающихся от обычного кочевничества, условий, в которых племя ашина оказалось после 460 г., с началом алтайского периода своей истории.
The logic of the evolutionary scheme of stirrups’ origin and early history, which was worked out in the early 1970es, should be revised. At the earliest stage of their existence the stirrups, which first came into being in the form of one-sided foot-supports, had nothing to do with the development of warfare. Originally they were just an accessory for aristocracy, an accessory that was alien to nomadic tradition. The stirrups’ transformation to become a universal equestrian standard did not come as a result of gradual evolution and spreading of the northern Chinese and Korean prototypes, but appears rather to be conditioned by a complex of peculiar conditions in which the ashina tribe found themselves after 460 AD, when the Altai period of their history had started.
Чореф М. М. Боспорское царство при Фофорсе: по нумизматическим данным
Правление Фофорса является одним из наименее изученных периодов истории Боспорского царства. Дело в том, что этот правитель известен в основном только по монетам его чекана, а споры по поводу их атрибуции все еще продолжаются. В то же время важные сведения о периоде правления Фофорса содержатся в трактате Константина VII Багрянородного «De administrando imperio». Однако отнюдь не все историки считают его свидетельства достоверными. В статье уточняется атрибуция ряда разновидностей монет чекана Фофорса, что, как можно надеяться, позволит по-новому оценить достоверность свидетельств ученого императора.
The reign of Theothorses is one of the least studied periods in the history of the Bosporan Kingdom. The problem is that this ruler is known mainly thanks to the coins his coinage, the attribution of which is still a matter of debates. At the same time, important information about the period of Theothorses’ reign is contained in the treatise of Constantine VII Porphyrogenitus «De administrando imperio». However, not all historians consider his testimony credible. The present paper attempts to clarify the attribution of a number of varieties of the Theothorses coins, and then to use this data as a basis for re-evaluating the accuracy of the evidence provided by the learned emperor.
Средневековье
Мусин А. Е. Кораллы в христианской культуре Восточной Европы и Средиземноморья
В статье анализируется уникальная подвеска-коралл в серебряной оправе рубежа XII–XIII вв. из Новгорода. Она рассмотрена в контексте археологических и письменных источников и в связи с редкими находками кораллов в Восточной Европе. В Средние века кораллы использовались как амулеты и предметы личного благочестия, что нашло отражение в европейском искусстве первой половины XIV в. Новгородская находка отчасти заполняет хронологическую лакуну в традиции, известной с античной эпохи. Можно предполагать, что новгородцам благодаря их европейским контактам были известны апотропеические функции коралла. Подвеска из коралла могла по явиться в Новгороде в результате торговых предприятий и паломничества в западную часть Средиземноморья, включая Италию, Францию и Испанию.
The article deals with a unique coral pendant in silver setting found in Novgorod and dating from the turn of the XII–XIII centuries. It is analyzed on the basis of archaeological and written sources. The other archaeologically known corals from Eastern Europe, though rare, are considered too. During the Middle Ages corals were in use as amulets and Christian devotional objects. This fact was clearly reflected in European art since the first half of the XIV century. The find from Novgorod fills the chronological gap in the tradition known since the Late Antiquity. Furthermore, it suggests that the citizens of medieval Novgorod, thanks to their European contacts, could have been aware of the apotropaic meaning of corals. The coral pendant could find its way to Novgorod as a result of trade operations and pilgrimage to the western part of the Mediterranean, including Italy, France, and Spain.
Белецкий С.В. Печати владычных наместников Пскова XIV –XV вв. Часть 1: печати XIV – начала XV вв.
Статья представляет собой первую часть работы, посвященной псковским печатям, несущим на аверсе изображение Ветхозаветной Троицы. Эти печати принадлежали псковским наместникам новгородского архиепископа и употреблялись в делопроизводстве в ХIV — начале ХVI в. В первой части рассматриваются печати XIV — начала XV в. Наиболее ранней среди наместничьих печатей Пскова является печать типа V/2/1. Изучение взаимоотношений новгородского архиепископа и его псковской паствы в 1-й половине XIV в. дает основание считать, что печать была введена в делопроизводство в 1307 г., а употреблялась вплоть до заключения между Новгородом и Псковом Болотовского договора зимой 1342–1343 гг. Генеалогия матриц печатей типов V/2/2–V/2/5 позволила установить три различных периода в истории псковской канцелярии владычных наместников. Первый из этих периодов (1342–1389) соответствует времени святительства в Новгороде архиепископов Василия Калики, Моисея и Алексия. Второй период укладывается в годы пребывания на Софийской кафедре владыки Иоанна Хутынского (1389–1414?). Третий период соотносится с начальным периодом святительства архиепископа Симеона (1414?–1418). В это время усиливаются автокефальные настроения псковской церкви, завершившиеся компромиссом между владыкой и его паствой, закрепленным введением в псковской наместничьей канцелярии именной владычной печати (V/2/7).
The paper presents the first part of the work devoted to the Pskov seals of the XIV – early XV centuries with the Old Testament Trinity image on the obverse. These seals belonged to the Pskov vicars of the archbishop of Novgorod and were used in records management. The earliest of the known seals belongs to type V/2/1. The analysis of interrelations between the archbishop of Novgorod and his Pskov laity in the first half of the XIV c. gives grounds to think, that the seal was used from 1307 and up to the Bolotovo treaty established between Novgorod and Pskov in winter of 1342–1343. The genealogy of the print character matrices belonging to type V/2/2–V/2/5 allows to distinguish three different periods in the history of the Pskov Vicar’s Office. The first one (1342-1389) corresponds to the period of Vasiliy Kalika, Moisei, and Aleksiy (archbishops of Novgorod). The second period falls on the years when the bishop’s throne in Novgorod was occupied by Varlaam Hutynsky (1389–1414?). The third period can be dated to the beginning of archbishop Simeon’s primacy (1414?–1418). The latter period witnessed a rise of autocephalous sentiments among the Pskov clergy, which led to a compromise between the bishop and his people. The compromise was confirmed by the appearance of the bishop’s name seal in the Pskov Vicar’s Office (V/2/7).
История археологии и охраны памятников
Тихонов И. Л. Археология в Императорском Эрмитаже
В статье рассматривается история и пути формирования археологических коллекций, структура экспозиции археологических материалов в Императорском Эрмитаже в XVIII — начале XX в. С середины XIX в. музей становится крупнейшим и богатейшим хранилищем археологических коллекций в России. Археологические экспонаты занимают все больше места в его структуре и экспозиции. Но в экспозиции превалировал художественный подход, вещи выставлялись вне комплексов и вне культурно-исторической стратиграфии. В ней отсутствовал любой пояснительный материал, даже этикетки. Г. Е. Кизерицкий, возглавлявший Отделение древностей на рубеже XIX–XX вв., был не склонен к каким-либо переменам, которые начались только с приходом в отделение О. Ф. Вальдгауера и Е. М. Придика. Кардинальные изменения и в экспозиции, и в кадровом составе, и во всей организации научной и просветительской работы музея произошли только в 1920-е гг.
The paper deals with the history of formation of archaeological collections in the Imperial Hermitage in the XVIII — early XX century. Since the mid-XIX century the Hermitage has become the largest and richest repository of archaeological collections in Russia. However, while the archaeological exhibits have been acquiring ever-increasing importance in the museum structure and activity, the organization of most expositions was dominated by what may be called the artistic approach: archaeological objects were exhibited as if they were just pure art objects, with no attention paid to their historical and cultural context. They were not accompanied by labels or any explanatory materials at all. G. E. Kizeritsky, who headed the Department of Antiquities at the turn of the XIX–XX centuries, had little taste for innovation in this realm. It was only with the coming of O. F. Valdgauer and E. M. Pridik that real changes began. Radical transformations in the exposition, personnel composition, and in the organization of scientific and educational work in general took place only in the 1920-es.
Платонова Н. И. Первые шаги в деле охраны памятников революционного Петрограда (к публикации документов из личного архива П. П. Покрышкина)
Статья содержит научную публикацию некоторых документов из личного фонда академика архитектуры П. П. Покрышкина (1870–1922) в архиве ИИМК РАН. Документы детально проанализированы в широком историческом контексте и позволяют воссоздать условия, в которых действовали русские ученые-гуманитарии в Петрограде в первые послереволюционные месяцы. Кроме того, в статье приведены ранее не опубликованные материалы о последних годах жизни самого П. П. Покрышкина.
The paper is devoted to the publication of some documents from the personal archive of the academician of architecture P. P. Pokryshkin (1870–1922). Being analyzed in a wide historical context, the documents shed a new light on the history of monument protection activities in Petrograd in the first post post-revolutionary months. In addition, the paper contains hitherto unpublished data about the last years of P. P. Pokryshin’s life.
Сорокина И. А. Организация российской полевой археологии в первые годы после двух революций (1917-1920 гг.)
В статье прослежено становление системы государственных органов, в ведении которых оказалось археологическое наследие после Февральской революции и октябрьских событий 1917 г. В этом процессе очень важна роль персоналий. В основу положен анализ архивных документов и мемуарной литературы. После падения самодержавия необходимо было сохранить государственный контроль над археологическими исследованиями, который ранее был возложен на Императорскую Археологическую комиссию. Необходимо было также добиться принятия охранного законодательства. Научная общественность искала контакта с властью, особенно после октября 1917 г. Наметились две линии распоряжения археологическим наследием, корнями уходящие в традиции ИАК: административная по линии Наркомпроса и научная по линии РАК — РГАК — РАИМК. Система госорганов оформилась к 1920 г.
The article traces the formation of the state bodies in charge of the archaeological heritage, which appeared after the February Revolution and the October events of 1917. The role of personalities in the process is very important. The article is based on the analysis of archival documents and memoirs. After the fall of the monarchy it became necessary to maintain state control over the archaeological research. Previously it was carried out by the Imperial Archaeological Commission. It was also necessary to achieve the adoption of protective legislation. Scientific community wanted to achieve contact with the authorities, especially after October 1917. There were two lines of management of the archaeological heritage, rooted in the traditions of the IAK: one (administrative direction) represented by the People’s Commissariat of Education, and the other (research direction) represented by the Russian State Archaeological Commission and the Academy of the History of Material Culture. System of government agencies was formed by 1920.
Библиография, рецензии
Шер Я. А. История ИИМК глазами бывшего иимковца. (Носов Е. Н. (ред.). Академическая археология на берегах Невы (от РАИМК до ИИМК РАН, 1919-2014 гг.) СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2013. 416 с.)
Кузьмин Я. В. “Коммунистическая” археология Китая (Liu L., Chen X. The Archaeology of China: from the Late Paleolithic to the Early Bronze Age. New York: Cambridge University Press, 2012. 475 p.)
Кирчо Л. Б. Новая сводка по металлообработке древней Средней Азии (Рузанов В. Д. Металлообработка на юге Средней Азии в эпоху бронзы. Самарканд: Институт археологии АН Республики Узбекистан, 2013. 348 с.)
Клейн Л. С. Археологическая песнь о Нибелунгах (Hedeager L. Iron Age Myth and Materiality: An Archaeology of Scandinavia AD 400 – 1000. London and New York: Routledge, 2011. 287 p.)
Клейн Л. С. Великий соблазн генеральной хронологии. Запоздалая рецензия на мотив «Пиковой дамы» (Щапова Ю. Л. Археологическая эпоха: Хронология, периодизация, теория, модель. Изд. 2-е, доп. М.: Либроком, 2010. 192 с.)
Клейн Л. С. Вокруг истории археологии (Тесленко Д. Л. (ред.). История археологии: границы и принципы субдисциплины. Материалы круглого стола 26 сентября 2012 года. Киев: ИА НАНУ, 2013. 80 с.)
Клейн Л. С. Контрапункт в археологии: юбилейный сборник в честь Кристиана Кристиансена (Bergerbrant S. and Sabatini S. (eds.). Counterpoint: Essays in Archaeology and Heritage Studies in Honour of Professor Kristian Kristiansen. Oxford: Archaeopress (BAR IS 2508), 2013. xxvi+769 p.)
Васильев С. А. В поисках археологического времени (Клейн Л. С. Время в археологии. СПб.: Евразия, 2014. 384 с.)
Мусин А. Е. От истории материальной культуры к археологии и обратно (Instytut Archeologii i Etnologii Polskiej Akademii Nauk. 1953–2013 = Institute of Archaeology and Ethnology Polish Academy of Sciences. 1953–2013. D. Główka, T. Herbich, M. Mogielnicka-Urban, O. M. Przybyłowicz (red.). Warszawa: Polska Akademia Nauk, Wydział I Nauk Humanistycznych i Społecznych, Instytut Archeologii i Etnologii, 2013. 204 s.)
Смирнов А. С. Обратиться к славному прошлому (Мусин А. Е., Носов Е. Н. (ред.). Императорская Археологическая комиссия (1859-1917): К 150-летию со дня основания. У истоков отечественной археологии и охраны культурного наследия. В двух томах. СПб.: Дмитрий Буланин, 2009. Т. I - 1191 с., т. II - 207 с.)
Клейн Л. С. Критика и критиканство. Рецензия на сборник рецензий (Щавелёв С. П. Дань Мнемозине. Рецензии и отзывы на издания и рукописи 1990 – 2000-х годов по историографии отечественной истории и археологии. В двух книгах. Курск: Изд-во Курского мед. ун-та, 2013. Кн. 1 - 478 с., кн. 2 - 515 с.)
Клейн Л. С. Фо па антинорманиста (Фомин В. В. Голый конунг. Норманизм как диагноз. Москва: Алгоритм, 2013. 320 с.)
In Memoriam
Абрам Давидович Столяр (1921-1914)
Владимир Евгеньевич Еременко (1963-2014)
Сведения об авторах
Список сокращений
Contents
Информация для авторов
