Записки ИИМК РАН. Вып. 9. СПб, 2014 г. Аннотация
СТАТЬИ
RESEARCH PAPERS
Л. Б. Вишняцкий. Материалы по каменному веку Бадхыза (коллекции Г. В. Иванова)
Ключевые слова: Бадхыз, Южный Туркменистан, мустье, мезолит, неолит.
В статье описываются подъемные материалы каменного века, происходящие с ряда местонахождений на территории Бадхыза (юго-восток Туркмении). Они были собраны Г.В. Ивановым (1944–2002) в 1977, 1978, и 1988 годах, но до сих пор оставались неопубликованными. Коллекция местонахождения Пинхан включает леваллуазские пластины и острия и может быть отнесена к мустье. Большинство других комплексов, представленных, главным образом, пластинками, микропластинками, скребками различных типов и геометрическими микролитами (сегментами), относится, вероятно, к эпипалеолиту/мезолиту и раннему неолиту. Публикуемые находки отчасти заполняют большое белое пятно на археологической карте Средней Азии.
L. В. Vishnyatsky. Stone Age materials from Bathyz (G. V. Ivanov’s collections)
Keywords: Bathyz, South Turkmenistan, Mousterian, Mesolithic, Neolithic.
The Stone Age materials described in this paper come from a number of surface occurrences in the southeastern part of Turkmenistan, which is usually referred to as Bathyz. They were collected by G. V. Ivanov (1944-2002) in 1977, 1978, and 1988, but up until now have remained unpublished. The inventory of the Pinkhan site includes Levallois blades and points and can be attributed to the Mousterian, while most other assemblages (Dash-Guyu, Islim, etc.) consisting mainly of bladelets, micro-blades, various end-scrapers and geometric microliths (lunates), appear to date from the Final Paleolithic/Mesolithic and Early Neolithic. These finds fill, to some extent, a big blank spot on the archaeological map of Central Asia.
A. А. Малютина, М. В. Саблин. Выбор сырья и первичная обработка костяного и рогового материала торфяниковой неолитической стоянки Усвяты IV
Ключевые слова: неолит, Усвяты IV, кость, рог, технология обработки.
Cтатья посвящена вопросам выбора костяного и рогового сырья для его первичной обработки в процессе получения готовых орудий труда на многослойном торфяниковом поселении эпохи неолита Усвяты IV (Псковская обл., РФ). На ранних этапах существования поселения, основным промысловым животным был лось. Из костей лося в обработку шли не все кости пойманного животного, а только те, которые обладают наибольшей прочностью – кости ног (малая и большая берцовые, метаподии, локтевые и лучевые кости), ребра и рога. Хорошо сохранились две большие берцовые кости лося с вырезанным во всю длину пазом (рис. 3). На полученных в результате этого пластинах могли быть изготовлены различные категории орудий: лощила, гребенчатый штамп и др. (рис. 1, 12–15). Помимо этого в обработку шли кости медведя, кабана и птицы. В статье также приводятся различные категории технологических следов, зафиксированные в процессе технико-морфологического анализа костяного и рогового материала стоянки. Приводится подробное описание технологии изготовления некоторых категорий орудий, характерных для поселения.
A. A. Malyutina, M. V. Sablin. Choice of raw material and primary treatment of bone and antler at the Neolithic peat-bog site of Usvyati IV
Keywords: Neolithic, Usvyaty IV, bone, antler, technology.
The paper deals with the questions of raw material selection and primary treatment associated with the production of bone and antler tools at the Neolithic multilevel peat-bog site of Usvyati IV (Pskov oblast of Russia). Elk was the main game animal at the early stages of the settlement history. Only the most solid of the elk bones were used in tool manufacture, including limbs (tibiae, fibulae, metapodia, ulnae, radii), ribs, and antlers. Well preserved are two elk tibiae grooved along the whole length (fig. 3). The blanks obtained by this method could have been reworked into burnishers, comb stamps, etc. (fig. 1, 9, 12-14). Bear, wild boar, and bird bones were used too. The authors describe various categories of technological traces recorded on bone and antler objects. The technology of manufacture of some categories of tools typical of the site is characterized in detail.
Н. Ф. Соловьева. «Танцовщица» середины IV тыс. до н. э. – уникальная терракота из раскопок Йылгынлы-депе (Юго-Восточный Туркменистан)
Ключевые слова: средний энеолит, Юго-Восточный Туркменистан, Йыл-гынлы-депе, статуэтка «танцовщицы».
В 2013 г. экспедиция ИИМК РАН под руководством автора завершила исследование юго-восточной части домохозяйства V строительного горизонта раскопа 3 (рис. 1). раннеземледельческого поселения Йылгынлы-депе в Юго-Восточном Туркменистане Оно является одним из самых крупных и богатых среди исследованных на памятнике и датируется серединой IV тыс. до н. э. Ранее здесь были обнаружены такие уникальные артефакты как медный проушной топор и глиняная протома быка с росписью в технике сграффито. В 2013 г. в полу помещения 76 (подгоризонт VВ) указанного домохозяйства выявлено углубление, в котором находились три фрагмента крупной терракотовой женской статуэтки (рис. 2), размеры и поза которой не имеют аналогий. Тесто, из которого вылеплена статуэтка, манера и способ ее изготовления и элементы расписного орнамента (рис. 3, 4) аналогичны деталям сидячих глиняных фигурок I и II типов, найденных ранее на Йылгынлы-депе, что свидетельствует об изготовления рассматриваемой скульптуры мастерами этого поселения. Статуэтка поражает своими размерами: высота сохранившейся части торса составляет 17,5 см, ширина – около 6 см; длина правой ноги до колена – 17 см. Высота фигуры достигала вероятно 50–60 см. На Йылгынлы-депе уже обнаруживали фрагменты крупных статуэток, но найденная в 2013 г. значительно превосходит все известные. Отличительной особенностью описываемой скульптуры является ее поза. Фигурка изображает женщину, вероятнее всего, стоящую на левой ноге, причем бедро правой, согнутой в колене ноги отведено в сторону почти под 90° (рис. 5). До находки 2013 г. в коллекции антропоморфной пластикой эпохи энеолита и ранней бронзы Средней Азии и Ближнего Востока не было ни одной реалистично вылепленной терракотовой статуэтки, которая изображала бы женщину, стоящую на одной ноге. Единственной аналогией является бронзовая скульптура танцовщицы из Мохенджо-даро. Статуэтки людей и животных использовали в обрядовых действиях, причем намеренное подчеркивание или полное отсутствие отдельных частей тела, поза, трактовка деталей и орнамент антропоморфного изображения зависели от роли, исполняемой фигуркой в ритуале, ради которого изготавливали каждую конкретную скульптуру. Преобладание на всех памятниках раннеземледельческих культур, в том числе и на Йылгынлы-депе, женских статуэток демонстрирует женскую символику обрядовой практики. Этнографические исследования примитивных обществ свидетельствуют о том, что в женских ритуалах большую роль играют пляски. Можно предположить, что терракотовая скульптура, обнаруженная в 2013 г. на поселении Йылгынлы-депе, изображала танцовщицу.
N. F. Solovyova. «Woman dancer» from the middle of the IV millennium BC: An unique terracotta figurine from the excavations of Ilgynly-depe (Southeastern Turkmenistan)
Keywords: Middle Eneolithic, Southeastern Turkmenistan, Ilgynly-depe, «Woman-dancer» figurine.
In 2013 the expedition of the Institute for the History of Material Culture headed by the author finished the exploration of the southeastern part of household V in the building horizon of excavation area 3 (fig. 1) at the early farming settlement of Ilgynly-depe, Southeastern Turkmenistan. This is one of the biggest and richest structures studied at the site, it is dated to the middle of the IV millennium BC. In the previous seasons it yielded a number of unique artifacts such as a copper lugged axe and a clay protoma of a bull decorated in the sgraffito technique. A pit found in the floor of structure 76 (sub-horizon VB) in 2013 contained three fragments of a big terracotta woman figurine (see color inset - fig. 2), which has no analogies regarding its size and pose. The clay paste the figurine is made of, the manner and method of its manufacture, and the ornamental motifs (see color inset - fig. 3) are analogous to those of the seated clay figurines of types I and II, which had been found at the site before. This indicates that the sculpture in question was made by the local craftsmen. It strikes with its size: the height of the preserved part of the torso is 17.5 cm, the width is about 6 cm, and he length of the right leg to the knee is 17 cm. The height of the complete figurine must have reached 50-60 cm. It is much bigger than all the other known statuettes. An important distinctive feature of this figurine is its pose. It depicts a woman standing, probably, on her left leg, whereas the hip of the right leg, bent in the knee, is raised at an angle of almost 90° (fig. 5). No terracotta figurines depicting women standing on one leg had been known from the Eneolithic and Early Bronze.
Е. Г. Старкова. Статуэтки трипольского поселения Немиров (об одном типе антропоморфной пластики)
Ключевые слова: культура Триполье-Кукутени, поселение Немиров, антропоморфная пластика, статуэтки с цилиндрическим основанием, способы формовки.
Статья посвящена антропоморфным статуэткам из трипольского поселения Немиров, которые выделяются из всего набора пластики своими размерами и формой. Это фрагменты четырех массивных фигурок, высота которых могла превышать 20–25 см. Все статуэтки имели нижнюю часть цилиндрической формы и плоское основание. Две фигурки были полые внутри: одна – целико (рис. 2), а у другой статуэтки было полое туловище и монолитные ноги (рис. 3). Две другие фигурки были полностью монолитными (рис. 1 и 4). Статуэтки с плоским основанием как полые, так и монолитные достаточно широко распространены хронологически и территориально (рис. 5). Больше всего их найдено на поселениях Побужья конца среднего и начала позднего периода Триполье BII и CI (вторая половина IV тыс. до н. э.). Как правило, статуэтки этого типа не образуют серий и встречаются в единично. Несмотря на то, что и монолитные, и полые статуэтки с плоским основанием принято объединять в один подтип (подтип C3 по А. П. Погожевой), очевидно, что они имели разное назначение и их следует разделять при описании и классификации.
E. G Starkova. Statuettes from the Tripolyan settlement of Nemirov (about a type of anthropomorphic figurines)
Keywords: Tripolye-Cucuteni culture, Nemirov settlement, anthropomorphic figurines, statuettes with a cylindrical base, methods of modeling.
The paper is devoted to the anthropomorphic statuettes from the Tripolyan settlement of Nemirov, which stand out by their size and form. These are fragments of four massive figurines, the height of which could have exceeded 20-25 cm. The lower parts of all the figurines are cylindrical and flat-based. Two of them were hollow: one completely (fig. 3), while the other combined hollow body and solid legs (fig. 4). The two other figurines were entirely solid (figs. 1, 2). Both hollow and solid figurines with a flat base are widely distributed in time and space (fig. 5). They are particularly numerous at the settlements of the Bug area dated to the late middle and early final stages of the Tripolye BII and CI period (second half of the IV millennium BC). As a rule, the statuettes of this type do not form series and are found in single copies. Though the solid and hollow statuettes with a flat base are usually attributed to the same sub-type (sub-type Cз after A. P. Pogozheva), it is evident that they had different functions and should be described and classified separately.
B. В. Терёхина, Н. Н. Скакун, Е. В. Цвек. Основные направления в изучении западного ареала трипольской культуры (историографический очерк)
Ключевые слова: трипольская культура, Западная Украина, история исследований.
Характер и масштабы полевых исследований трипольских поселений в западных регионах Украины, а также постановка и решение проблем, связанных с культурно-исторической интерпретацией трипольских памятников на этой территории, позволяют выделить четыре условных этапа исследований, каждый из которых знаменуется определенными научными достижениями: I этап: 70-е годы XIX в. – 1914 г.; II этап: 1918–1940 гг.; III этап: 1947 г. – 80-е гг. XX в.; IV этап: конец 80-х гг. ХХ в. – начало XXI в. Первые исследования открыли новые археологические объекты, на материалах которых развернулись самые ранние дискуссии об интерпретации глинобитных площадок и специализации поселений, решались вопросы методики раскопок, хронологии и периодизации разных периодов развития культуры. Однако эта деятельность носила разобщенный характер, материалы многих памятников оказались рассредоточенными в разных музеях Европы, а достижения первооткрывателей, к сожалению, в дальнейшем недостаточно привлекались как источник для культурно-исторических обобщений. Более поздние этапы исследовательских работ принесли важнейшие данные для интерпретации материальной и сакральной сторон трипольской культуры, уровня ее развития, относительной хронологии памятников, путей их распространения, особенностей освоения трипольцами природной среды. В последние годы, благодаря планомерным раскопкам эталонного для этого региона поселения Бодаки, получены новые материалы для выяснения экономических основ Триполья, характеристики связей северо-западных окраин с центральными памятниками, а также с одновременными европейскими земледельческо-скотоводческими культурами. Детальное рассмотрение разных этапов исследований северо-западного региона Триполья кроме выявления новых данных для истории триполеведения свидетельствует об особом значении археологических материалов этого региона как для решения ключевых проблем самой культуры, так и для характеристики эпохи энеолита Евразии в целом.
V. V. Terekhina, N. N. Skakun, E. V. Tsvek. Principal directions in the study of the western area of the Tripolye culture (an historiographical essay)
Keywords: Tripolye culture, West Ukraine, history of research.
The history of the study of the Tripolye sites in the western regions of Ukraine can be subdivided into four stages, each of which is marked by certain achievements. Ist stage: 1870-es-1914; IInd stage: 1918-1940; IIIrd stage: 1947-1980-es; IVth stage: late 1980-early 2000-es. The first explorations resulted in the discovery of new archaeological objects, which gave rise to the discussion about the interpretation of adobe constructions and functions of the settlements. The questions related to chronology, periodization, and excavation methodology were discussed as well. However, this activity was irregular and spontaneous, and the materials of many sites were scattered over different museums of Europe. The later stages of research gave very important data about the material and sacral components of the Tripolye culture, as well as its development, ways of adaptation to natural conditions, relative chronology of the sites, and their distribution. In the last years, the systematic excavations conducted at the reference site of Bodaki shed an important light on the economic basics of Tri-polye. They gave also new materials for reconstructing the connections between the northwestern and central areas of the culture, and its connections with the coeval farming-herding cultures of Europe.
Е. В. Галищева, К. А. Глазов. Составной дольмен в бассейне р. Сочи
Ключевые слова: бассейн р. Сочи, составной дольмен на хр. Ажек, период средней бронзы.
По состоянию на 2014 г. в бассейне р. Сочи (Краснодарский край) зафиксирован только один дольмен составного типа, расположенный на западном склоне хр. Ажек у подножья г. Сахарная. По имеющейся информации, он был взорван в 1980-х гг. охотниками. Сохранились задняя и нижний ярус юго-восточной стен, заглубленных в склон. Фасад, перед которым в радиусе 5–10 м разбросаны фрагменты плит, и западный угол сооружения сильно повреждены. В тыльной части памятника блоки, составляющие стену камеры, расположены в три ряда, но последующая реконструкция позволила определить, что блоки третьего яруса являются обломками плиты перекрытия (рис. 1, 2). Камера дольмена, имеющая подковообразную форму, образована двумя ярусами блоков Ее фасад оформлен двумя вертикально установленными блоками с пазами, которые фиксировали переднюю плиту дольмена (рис. 1, 1), пострадавшую от взрыва. В целости сохранилась лишь ее верхняя часть. Подковообразная камера дольмена сложена из каменных блоков, размещенных в два яруса. Нижний ярус, включающий шесть блоков, практически не потревожен, верхний ярус частично разрушен. Блоки тщательно подогнаны друг к другу и уложены с перекрытием швов (рис. 1, 2). Проведенные в 2007 и 2011 гг. исследования памятника у г. Сахарная позволили сделать его модельную реконструкцию. Суть метода заключается в том, что по замерам, зарисовкам и фотографиям изготавливаются масштабные копии деталей и элементов дольмена, из которых он затем и собирается. Полная модельная реконструкция дольмена на хр. Ажек еще не завершена, но уже воссоздан внешний вид памятника (рис. 1, 3), конструкция которого находит ближайшие аналогии в составных дольменах Гузерипля. При сравнении дольменов Гузерипля и склепа на хр. Ажек (табл. 1, рис. 2) видно, что основные конструктивные особенности и ориентация памятников сходны. Конечно, камеры дольменов № 1 и № 2 у пос. Гузерипль имеют большие размеры, чем камера дольмена у г. Сахарная. Однако особенности конструкций всех упомянутых памятников (круглая или подковообразная камера, обрамленная спереди вертикальными портальными блоками, в пазах которых зафиксирована фасадная плита), ставят эти дольмены в один ряд. Аналоги подобной конструкции на территории Большого Сочи пока не выявлены.
E. V. Galishcheva, K. A. Glazov. Composite dolmen in the Sochi river basin
Keywords: Sochi river basin, composite dolmen on the Azhek ridge, Middle Bronze Age.
As of 2014, only one dolmen of the composite type has been known in the Sochgi river basin (Krasnodar region). It is situated on the western slope of the Azhek ridge, near the foot of Sakharnaya mountain. According to the available information, it was blown up by hunters in the 1980-es. Its rear wall and the lower tier of the southeastern wall, embedded into the slope, are still in place. The front face and western corner of the construction are severely damaged. In the rear part of the monument the blocks forming the wall of the chamber are placed in three rows, but the reconstruction has shown that the blocks of the third tier are fragments of the ceiling slab (fig. 1, 2). The horseshoe-shaped chamber is formed by two tiers of blocks, its front face consists of two vertically set grooved blocks which locked the position of the front slab (fig. 1, 1) damaged by the explosion. Only its upper part is intact. The lower tier of the chamber consisting of six stone blocks remains almost undisturbed, while the upper one is partly destroyed. The stone blocks were carefully matched to one another and laid with overlapping joints (fig. 1, 2). The works conducted in 2007 and 2011 allowed to provide a model reconstruction of the dolmen. First the copies of its details and elements were manufactured, and then they were assembled. The full model reconstruction is not yet finished, but the outer appearance of the monument has already been recreated (fig. 1, 3). The closest analogies can be found among the composite Dolmens of Guzeripl (table; fig. 2). Of course, the chambers of dolmens 1 and 2 from Guzeripl are bigger than that of the dolmen neat Mount Sakharnaya, but the constructive details in all three cases are very similar (circular or horseshoe-shaped chamber with vertically set grooved portal blocks, locking the position of the front slab). No analogies to this construction has yet been found in the Big Sochi area.
A. М. Гасанова. Историко-аналитическое исследование кинжалов из памятников среднего бронзового века Азербайджана
Ключевые слова: кинжалы, металлургия, средний бронзовый век, Азербайджан.
В работе рассмотрены кинжалы закавказского типа с плоским кованным клинком и переднеазиатские кинжалы, представляющие собой узкие, удлиненные клинки с рамочной рукояткой. Всего изучено 35 кинжалов, которые датируются от середины III до середины II тыс. до н. э. Анализы показали, что все они изготовлены на медной основе, причем девять кинжалов произведены из мышьяковистой бронзы, 12 – из оловянистой бронзы, а остальные – из оловянистой бронзы, для получения которой использовали в качестве лигатуры мышьяк, свинец, сурьму и цинк. Выявлены также незначительные естественные примеси исходных медных руд, из которых приготовлялись сплавы для производства кинжалов. Необходимо отметить, что более ранние изделия изготавливали, в основном, из сплавов, состоящих из двух или трех компонентов, причем легирующими элементами являются мышьяк и олово, которые употребляли как вместе, так и по отдельности (таблица). Речь идет о мышьяковистых (Cu–As), оловянистых (Cu–Sn), а также мышьяково-оловянистых бронзах (Cu–As–Sn). На финальном этапе исследуемого периода, в XV–XIV вв. до н. э., наряду с оловянистой бронзой, появляются многокомпонентные сплавы, которые содержат одновременно As, Sn, Pb, Sb, Zn (таблица, ан. № 37). Необходимо отметить, что в 27 из 35 исследуемых кинжалов обнаружена примесь олова, хотя его промышленные запасы на Кавказе отсутствуют. В 11 экз. в качестве легирующего элемента использовали свинец, а в 22 – мышьяк. Известно, что оба металла, начиная с эпохи ранней бронзы, совместно употребляли для получения медных сплавов. В эпоху среднего бронзового века в качестве легирующих примесей впервые начали использовать сурьму и цинк. Проведенные исследования показали, что большинство кинжалов закавказского производства выплавлено из сырья, добытого при разработке местных рудопроявлений. Исключением являются переднеазиатские кинжалы. Однако и среди них имеются экземпляры, изготовленные автохтонными металлургами.
A. M. Casanova. Historical analytical study of daggers from the Middle Bronze Age sites of Azerbaijan
Keywords: daggers, metallurgy, Middle Bronze Age, Azerbaijan.
The author analyses the Trans-Caucasian type daggers with a flat hammered blade and Near Eastern daggers with a long narrow blade and frame handle. Altogether 35 daggers were studied. They are dated to the period from the middle of the III to the middle of the II millennium BC. The analyses have shown that copper is the basic material in all of them: nine daggers are made of arsenical bronze, twelve of tin bronze, and the rest of tin bronze alloyed with arsenic, lead, stibium and zinc. In addition they may contains a small admixture of primary copper ores. It is necessary to note that the earlier objects were mainly made of two- or three-component alloys, with arsenic and tin used both together and separately (table). These were arsenic (Cu–As), tin (Cu–Sn), as well as arsenic-tin (Cu–As–Sn) bronzes. At the final stage of the period under consideration, in the XV–XIV centuries BC, tin bronze was supplemented with multi-component alloys, containing As, Sn, Pb, Sb, Zn (table). An admixture of tin was found in 27 of 35 daggers, though there are no workable reserves of tin in the Caucasus. Lead was used as an alloying component in 11 instances, and arsenic in 22 instances. It is known that beginning with the Bronze Age both these metals were used in copper alloys together. Stibium and zinc started to play this role in the middle of the Bronze Age. The present study has shown that most of the Trans-Caucasian daggers were melt from the raw materials of local origin. This is not the case as to the Near Eastern daggers, though some of them were made by autochthonous metallurgists, too.
B. А. Алёкшин. Степная керамика эпохи бронзы в слоях древнеземледельческих поселений подгорной полосы Копетдага
Ключевые слова: подгорная полоса Копетдага, период Намазга VI, поздний бронзовый век, степная керамика, Южный холм Анау, Елькен-депе, Теккем-депе, алакульская культура, саргаринско-алексеевская культура.
Существенным фактором культурного развития южных областей Центральной Азии в позднем бронзовом веке стала, как об этом свидетельствуют некоторые археологические находки, встреча двух различных миров – земледельческого и пастушеского. В слоях древнеземледельческих памятников времени Намазга VI в подгорной полосе Копетдага обнаружены фрагменты грубых лепных орнаментированных сосудов (рис. 1, 1–5), которые исследователи определяют как посуду номадов, населявших степную зону Евразии в эпоху бронзы. Изучая ее, можно утверждать, что первое появление пастухов в подгорной полосе Копетдага связано с проникновением в этот регион небольших групп алакульского населения. Контакт номадов и земледельцев пришелся на финальный этап периода раннего Намазга VI, когда из-за недостатка воды подгорная полоса пришла почти в полное запустение. Судя по количеству степной керамики, выявленной в земледельческих поселках, контакты двух культурных миров не были ни тесными, ни длительными. Такому заключению на первый взгляд противоречит находка на поселении Теккем-депе каменной формы (рис. 1, 7), которая служила для отливки двух металлических изделий, аналогичных, по мнению А. Я. Щетенко и Е. Е. Кузьминой, ножам, которые характерны для культур позднего бронзового века степной зоны Евразии. Однако рассматриваемая каменная форма предназначалась для отливки оружия, изготовленного в традициях древневосточного ремесла, и не может быть доказательством того, что степные племена оказывали воздействие на коренное население подгорной полосы Копетдага, например, в области литейного производства. Вторая волна пастушеского населения докатилась до подгорной полосы Копетдага в саргаринско-алексеевский период, когда все известные к настоящему времени земледельческие поселки времени Намазга VI уже были заброшены и номады устраивали на них временные становища.
V. A. Alekshin. Steppe pottery of the Bronze Age from the ancient farming settlements of the Kopet Dag foothills
Keywords: Kopet Dag foothills, Namazga VI period, Late Bronze Age, steppe pottery, Southern hill of Anau, El’ken-depe, Tekkem-depe, Alakul’ culture, Sargary-Alexeyevka culture.
As is evidenced by some archaeological finds, the cultural development of the southern areas of Central Asia in the late Bronze Age was seriously influenced by the meeting of two different worlds, namely, the worlds of farmers and herders. The ancient farming settlements of the Kopet Dag foothills (Southern hill of Anau, El’ken-depe) yielded fragments of rough hand-modeled decorated vessels (fig. 1, 1–5), which are identified as characteristic of the nomads, who occupied the steppe zone of Eurasia in the Bronze Age. The study of these vessels gives grounds to assert that the first appearance of herders in the Kopet Dag foothills was associated with the penetration of small groups of the Alakul’ people. The contact of nomads and farmers falls on the final stage of the Early Namazga VI period, when the shortage of water caused nearly total depopulation of foothill zone. Judging by the quantity of the steppe pottery found on the farming settlements, the contacts between the two worlds were neither close nor long. At the first glance, such a conclusion is contradicted by the find at the site of Tekkem-depe of a stone mould (fig. 1, 7), which had served to cast two metal articles analogous, in A. Ya. Shchetenko’s and E. E. Kuzmina’s opinion, to the knives typical of the late Bronze Age cultures of the steppe zone of Eurasia. However, this mould was designed to cast weapons manufactured according to the traditions of the ancient East craftsmanship, and cannot be regarded as a proof that the steppe tribes exerted influence on the indigenous population of the Kopet Dag foothills, for example, in the realm of foundry. The second wave of herders reached the Kopet Dad foothills in the Sargary-Alexeyevka period, when all the farming settlements of the Namazga VI time we know of were abandoned, and nomads used them as their temporary camps.
А. 3. Бейсенов. Поселения раннесакского времени Центрального Казахстана
Ключевые слова: Центральный Казахстан, переходный период (донгал), ранний железный век, поселения, керамика.Ключевые слова: Центральный Казахстан, переходный период (донгал), ранний железный век, поселения, керамика.
В археологии раннего железного века Центрального Казахстана с начала ХХI в. складывается новое направление по изучению поселений. В настоящее время автором открыто свыше 40 памятников, на 10 из которых проводились раскопки. Характеристика керамического комплекса этих раннесакских поселений основана на изучении более 400 сосудов. Керамика демонстрирует связь с посудой предшествующего переходного донгальского периода и близка к материалам поселений Северного Казахстана, Алтая и Жетысу. Поселения датируются VII–VI вв. до н. э.
A. Z. Beisenov. Settlements of the Early Saka period in Central Kazakhstan
Keywords: Central Kazakhstan, transitional period (Dongal), Early Iron Age, settlements, pottery.
A new direction in the study of settlements has been forming in the archaeology of Central Kazakhstan since the beginning of the ХХI century. The author have discovered over 40 sites, and 10 of them were subject to excavation. The characteristic of the pottery assemblages of these Early Saka settlements is based on the study of more than 400 vessels. The pottery shows a continuity with the ceramics of the preceding Dongal period, and is similar to the materials from Northern Kazakhstan, Altai, and Zhetysu. The settlements are dated to the VII–VI centuries BC.
A. В. Батасова. Классификация античных сельских поселений Таманского полуострова VI–начала V в. до н. э.
Ключевые слова: Северное Причерноморье, Таманский п-ов, сельские поселения античного времени, классификация поселений, археологическая разведка, анализ подъемного материала.
В работе предложена классификация античных сельских поселений Таманского полуострова VI–начала V в. до н. э. Классификация основана на материалах разведок, проведенных Я. М. Паромовым в 1980-х гг. (Паромов 1992; табл. 1). Автором проанализированы сочетания площади поселений и общего количества подъемного материала, а также абсолютного и относительного количества подъемного материала архаического времени (табл. 2, стлб. 4 и 5). В результате сопоставления памятников по различным параметрам сделаны выводы о неоднородности выборки, разной динамике жизни на памятниках и их месте в системе расселения в архаический период. Выделено три итоговые группы поселений (табл. 2, стлб. 6; табл. 3): Итоговая группа 1 (в ячейках 3/С, 3/D, 4/D) – 7 поселений, вероятно, занимавших центральное место в системе расселения в архаическое время (центры сельскохозяйственной округи). Итоговая группа 2 (в ячейке 1б/D) – 5 поселений, среди которых также, при дальнейшем анализе могут быть выделены центральные пункты. Итоговая группа 3 (в ячейках 1а/A, 1a/B, 1a/C, 1a/D, 1б/A, 1б/B, 1б/C, 2a/A, 2б/А, 2б/B) – остальные 84 поселения, которые, видимо, являлись рядовыми сельскими поселениями. Вероятно уже на ранних этапах освоения Таманского п-ова существовала иерархия поселений, повлиявшая на дальнейшую эволюцию системы расселения.
A. V. Batasova. Classification of the antique rural settlements of the Taman’ peninsula (VI-early V centuries BC)
Keywords: North Black Sea region, Taman’ peninsula, antique rural settlements, classification of settlements, archaeological reconnaissance, analysis of surface finds.
The paper puts forward a classification of the antique rural settlements of the Ta-man' peninsula dating from the VI–early V centuries BC. The classification is based on the materials of reconnaissance works carried out by Ya. M. Paromov in the 1980-es (Паромов 1992; table 1). The author analyzes the combinations between site areas and total amounts of surface finds, as well as absolute and relative amounts of surface finds of the Archaic time (table 2, columns 4 and 5). The comparison of the sites on the basis of various parameters leads to the conclusions about the heterogeneity of the sample, different dynamics of life on the sites under consideration, and their place in the Archaic settlement system. As a result the settlements are divided into three groups (table 2, column 6; table 3). Group 1 (cells 3/С, 3/D, 4/D) consists of 7 settlements which appear to have occupied the central place in the settlement system (centers of rural areas). Group 2 (cell 1б/D) includes 5 settlements, some of which too could have played a role of local centers. Group 3 (cells 1а/A, 1a/B, 1a/C, 1a/D, 1б/A, 1б/B, 1б/C, 2a/A, 2б/А, 2б/B) includes the remaining 84 sites, which seem to have been ordinary rural settlements. It is likely that the hierarchy of settlements had existed since the early stages of the colonization of Taman’.
К. К. Шилик. Геродот и плавание по Борисфену
Ключевые слова: Геродот, Северное Причерноморье, Ольвия, скифы, речные плавания, Днепр (Борисфен).
В «Истории» Геродота о плавании древнегреческих кораблей по Борисфену (Днепру) говорится четыре раза. Эти противоречивые свидетельства неоднократно привлекали внимание исследователей. Геродот, в частности, сообщает, что этот путь проходил мимо земель скифов-земледельцев. В статье предложен вариант северного предела мест обитания скифов-земледельцев, который должен находиться на расстоянии десяти дней плавания от Гилеи вверх по течению. Этим пределом, вероятно, было устье р. Самары. Рассмотрен также вариант одиннадцатого дня плавания в сторону «северного ветра». Сделано предположение, что этот путь проходил не только по воде, но и частично по суше.
К К. Slîilik Herodotus and the Borisphenus voyage
Keywords: Herodotus, North Black Sea region, Olbia, Scythes, Dnieper (Borisphenus).
The voyage of Greek ships along the Borisphenus (Dnieper) is mentioned in Herodotus’ «History» four times. These contradictory fragments have repeatedly attracted the attention of researchers. In particular, Herodotus writes that their route passed near the lands of Scythian-farmers. The paper attempts to locate the northern boundary of the Scythian-farmers’ area, which must have lay at a distance of a ten-day upstream journey from Hylaea. This boundary was probably the Samara River mouth. A version of the eleventh day of journey towards the «northern wind» is considered too. A supposition is put forward that the journey was not only by water but partly also by land.
C. С. Миняев. Чжаоский полководец Ли Му и его борьба с «сюнну»
Ключевые слова: сюнну, Ли Му, Ши цзи, эпоха Чжаньго.
В статье рассматриваются сведения 81 главы «Записей историка» Сыма Цяня о борьбе полководца древнекитайского царства Чжао Ли Му с кочевыми племенами. Анализ текста главы показывает, что часть 81 главы, где противниками Ли Му названы племена «сюнну», является поздней интерполяцией, поскольку перечисленные события не соответствуют их хронологии. Более вероятно, что в интерполированном в 81 главу «Ши цзи » сюжете о Ли Му наименование «сюнну» было использовано в качестве типичного для ханьского времени нарицательного обозначения северных кочевых племен в целом. Этот вывод можно сделать и в отношении других упоминаний «сюнну» в связи с событиями эпохи Чжаньго и Цинь.
S. S. Minyaev. Zhao military leader Li Mu and his struggle against «Xiongnu»
Keywords: Xiongnu, Li Mu, Shiji («Historical Records»), Zhao Kingdom.
The author considers the information contained in chapter 81 of Sima Qian’s «Historical Records» about the ancient Chinese Zhao kingdom military leader Li Mu’s struggle against nomadic tribes. The analysis of the text shows that the part of the chapter where Li Mu’s enemies are called «Xiongnu» represents a later interpolation, since the enumerated events do not correspond to their chronology. It is probable that the name «Xiongnu» is used here as a generic designation of northern nomads typical of the Han period. This conclusion applies also to all the other instances when the term «Xiongnu» is mentioned in connection with the events that took place during the Era of Warring States and Qin period.
С. В. Воронятов. Постзарубинецкие хронологические горизонты (постановка вопроса)
Ключевые слова: Южное Побужье, Среднее и Верхнее Поднепровье, первые века нашей эры, постзарубинецкие памятники, Рахны-Почеп, хронологические горизонты.
После прекращения существования зарубинецкой культуры в середине I в. н. э. на обширных пространствах от Верхнего Поднестровья и Южного Побужья до левобережья Днепра появляются группы постзарубинецких памятников, существующие до появления киевской культуры Поднепровья в конце II в. н.э. М.Б. Щукин в этом периоде выделил такое хронологическое явление, как горизонт древностей, названный им по двум самым ярким памятникам – Рахны-Почеп. Хронологические границы данного горизонта были определены от середины I в. н. э. до начала II в. н. э. Статья посвящена современному пониманию и использованию понятия «постзарубинецкий горизонт». Автор статьи приходит к выводу, что исследователи используют понятие «горизонт Рахны-Почеп» неверно и отождествляют его с понятием «постзарубинецкая эпоха». Предлагается выделение еще одного хронологического горизонта, сменяющего горизонт Рахны-Почеп и существующего до появления киевской культуры в рамках постзарубинецкой эпохи.
S. V. Voroniatov. Post-Zarubintsy chronological horizons (issue formulation)
Keywords: South Bug, Middle and Upper Dnieper, first centuries AD, Post-Zarubintsy sites, Rakhny-Pochep, chronological horizons.
After the demise of the Zarubintsy culture in the middle of the I century AD, the vast areas between the Upper Dnieper and South Bug were occupied by groups of Post-Zarubintsy sites, which existed till the appearance of the Kiev culture at the end of the II century AD. M. B. Shchukin singled out within this period a particular chronological phenomenon, which he designated as the Rakhny-Pochep horizon (after the names of two most representative sites). The horizon was dated to the interval from the middle of the I century BC to the beginning of the II century BC. The paper deals with modern understanding and usage of the term «Post-Zarubintsy horizon». The author comes to the conclusion that the notion «Rakhny-Pochep horizon» is often used incorrectly being taken as a synonym of the notion «Post-Zarubintsy horizon». He proposes to distinguish one more chronological horizon, which followed the Rakhny-Pochep one and existed till the emergence of the Kiev culture.
B. И. Распопова. Здание VII века в Пенджикенте
Ключевые слова: Древний Пенджикент, раннее средневековье, монументальная сырцовая архитектура, система перекрытия, окна, суфы.
В Пенджикенте первых десятилетий VIII в. сложилась застройка сплошными массивами, разделенными улицами и переулками. Массивы сплошной застройки формировались вокруг домов, послуживших ядрами. Такие ядра массивов удалось обнаружить в разных районах городища. Часто ранние стены, сохранившиеся почти на полную высоту, включались в более поздние сооружения. На объекте XVI удалось расчистить здание VII в., в которое были встроены помещения более позднего времени. Здание VII века состояло из одного помещения (7,3 × 5,85 м) с двумя большими трапециевидными окнами, расположенными в южной и северной стенах напротив друг друга. Крыша этого дома плоская, со световым фонарем в центре. Балки перекрытия потолка опирались на стены помещения и откосы (наклонные поверхности) (рис. 3, 1, 2). Откосы представляли собой крутые наклонные деревянные каркасы из стропил-горбылей, повернутых плоскими сторонами к помещению. Со стороны помещения откосы были оштукатурены. Ширина каждого из них около 2 м. От стропил и мауэрлата сохранились гнезда в стенах. В оформлении помещения проявилось мастерство согдийского архитектора, эффектно сочетавшего выразительность направленного светового потока с выразительностью конструктивных форм. В помещении были суфы, одна из которых (вдоль западной стены) имела прямоугольный выступ, который мог служить ритуальной площадкой. Здание явно не жилое. Назначение его не ясно. Неподалеку от этого здания исследованы два отдельно стоящих дома того же времени, занятые жилищами.
V. I. Raspopova. VII century building in Pendjikent
Keywords: ancient Pendjikent, Early Medieval time, monumental adobe architecture, ceiling system, windows, sufas.
The building system that existed in Pendjikent in the first decades of the VIII century consisted of compact residential areas separated by streets and side-streets. The residential areas formed around houses which served as their cores. Such cores are found in different parts of the ancient town. The well preserved early walls were often incorporated into later constructions. A number of later structures were built in the construction of the VII century excavated within the limits of object XVI. The VII century construction consisted of one room (7.3 × 5.85 m) with two large trapezoid windows, located in the southern and northern walls opposite one another. The roof of this house is flat, with a lantern light in its center. The ceiling beams rested on the walls and splays (sloping surfaces) (fig. 3, 1, 3). The latter represented steep wooden carcasses of timber boards, with their flat sides directed inward and plastered. The width of each splay is about 2 m. Inside the room there were sufas (benches), one of which (along the western wall) had a rectangular projection that could have served as a ritual platform. The function of this building remains unclear, but it certainly was non-residential. Two isolated residential buildings dating from the same time have been studied not far from it.
А. Е. Мусин. К возможным византийским импульсам в Западной Европе IX–XI вв.: комплекс христианских древностей из Тура (Франция)
Ключевые слова: городская археология, предметы христианского благочестия, имитация, международные контакты, Франция, Византия, Рим, Германия, Восточная Европа.
В статье анализируются предметы христианского благочестия из раскопок 1973–1977 гг. в Туре (Франция) на месте аристократической резиденции IX–XI вв., предшествовавшей замку графов Анжу. Датировка этих предметов была недавно уточнена коллективом исследователей Национального центра городской археологии под руководством А. Алинье в связи с общим стратиграфическим и хронологическим анализом результатов раскопок. В целом предметы личного благочестия и особенно нательные кресты не были характерны для Франции, где сохранилась позднеантичная традиция использования знака креста для освящения различных бытовых предметов. Само почитание креста в Европе находилось под контролем духовенства. Вплоть до XV в. нательные кресты являлись во Франции или привозными, или были изготовлены на месте по образцам. В процессе исследования были выявлены некоторые иконографические черты этих предметов, которые должны быть связаны как с Римом, так и с находящейся под византийским влиянием Восточной Европой. Ближайшей параллелью креста из Тура является находка креста-подвески в Среднем Поднепровье на Украине. Скорее всего, оба креста были изготовлены на месте с ориентацией на один из типов крестов постиконоборческого периода, форма которых восходит к более ранним предметам VI–VII вв. Другие христианские предметы из Тура или являются следствием паломничества в Рим, или развивают местную традицию, восходящую к Меровингской эпохе. Пути проникновения византийских образцов во Францию могли быть связаны либо с Германией, либо с Италией. В статье подчеркивается, что Франция IX–XI вв. не была замкнутым культурным ареалом и развивала свою христианскую традицию, используя новые импульсы из Италии и с Востока. Присутствие предметов христианского благочестия в аристократической резиденции с ярко выраженными оборонительными функциями является закономерностью для христианских средневековых обществ. В ситуации военного или политического стресса христианские воины традиционно подчеркивали свой религиозный статус, используя избыточное количество христианских символов и литургических обрядов.
A. E. Musin. Probable Byzantine impacts on Western Europe in the 9th -11th centuries: an assemblage of Christian devotional objects from Tours (France)
Keywords: urban archaeology, Christian devotional objects, imitation, international contacts, France, Byzantium, Rome, Germany, Eastern Europe.
The paper analyses some Christian devotional objects from the excavations of 1973-1977 in the aristocratic residence of the 9th –11 th centuries at the place of the medieval castle of counts of Anjou in Tours, France. Their dating has been recently revised according to the stratigraphic and chronological observations made by the research team from the French National Center of Urban Archaeology headed by Henry Galinié. The new chronology, as well as the morphology of cult objects, which is sometimes unusual for Latin Europe, suggest that the analogies to them should be searched for in the Byzantine cultural area. In general, personal devotional objects (especially cross-pendants) were uncommon in France, and the veneration of cross was under strict control by the clergy. Before 1400, all cross-pendants had been either brought to France from abroad or made at place after foreign examples. One of the crosses-pendants from Tours has a close analogy in the Middle Dnieper region of Ukraine. Probably, both objects were produced locally, being modeled after one of the cross types of the Post-Iconoclastic period, the form of which goes back to an earlier prototype from the 6th–7th century. Other Christian objects from Tours aristocratic residence either were brought by pilgrims from Rome, represented a continuation of the local tradition going back to the Merovingian period. The author stresses that Francia of the 9th–11th centuries was not a culturally closed area. It developed its own Christian heritage using new impulses from Italy and the East. The presence of devotional objects in an aristocratic residence with clearly expressed defensive functions is characteristic of the medieval Christian communities. Finding themselves in politically and/or military challenging situation, Christian warriors usually stressed their religious status with extra number of private devotional objects and liturgical gests.
A. В. Курбатов, С. В. Бельский. Изделия из кожи в погребениях грунтового могильника Кюлялахти Калмистомяки в Северо-Западном Приладожье
Ключевые слова: Северо-Западное Приладожье, грунтовый могильник Кю-лялахти, кожаная обувь и чехол XV–XVI вв.
Статья посвящена анализу изделий из кожи, обнаруженных в погребениях могильника Кюлялахти Калмистомяки. Дается подробная характеристика найденных предметов и методики их консервации, описаны особенности конструкции изделий, приведены аналогии и датировка. Фрагменты сапог из погребений № 13 и 20 (рис. 1, 2, 3; 4), судя по своеобразным конструктивным признакам, аналогичны находкам рубежа XV/XVI вв. и первой половины XVI в. из раскопок в русских городах. Сочетание таких признаков, как низкий карман задника, округлые вырезы в верхней части голенищ, декоративное линование головок, наличие двучастного полного поднаряда могут служить основанием для отнесения обуви из погребения № 20 к первой четверти XVI в. В погребении № 30, которое было одним из наиболее богатых в исследованном могильнике, найдена сложносоставная поясная привеска, завершавшаяся кожаным чехлом (рис. 1, 1). На поверхности изделия различим тисненый орнамент, что, возможно, свидетельствует о западноевропейском происхождении самого кожевенного материала. По форме изделие наиболее близко кожаным чехлам для ложек и ножниц из Новгорода и Твери. Находки кожаной обуви в грунтовых погребениях могильника Кюлялахти Калмистомяки расширяют круг археологических источников по погребальному обряду на территории средневековой Руси/России. Захоронения в могильнике, содержащем комплекс своеобразных погребальных традиций, позволяют видеть в нем место последнего упокоения жителей сельского поселения (или поселений), являвшихся носителями древней карельской культуры, сохранявшей черты этно-культурного своеобразия вплоть до эпохи Московского царства. Здесь можно видеть традицию обряжения погребаемых в престижную обыденную обувь, возможно носимую при жизни.
A. V. Kurbatov, S. V. Belskiy. Leather articles from the burials of the Kylälahti Kalmistomäki cemetery (Northwestern Ladoga Lake region)
Keywords: Northwestern Ladoga Lake region, Kylälahti Kalmistomäki cemetery, leather articles of the XV–XVI cc.
The paper is devoted to the analysis of leather articles found in the burials of the Kylälahti Kalmistomäki cemetery. It provides a detailed characteristic of both the finds and methods of heir conservation, describes the constructive peculiarities of the articles, presents analogies and dates. Fragments of high boots from burials 13 and 20 (fig. 1, 2, 3; 2) appear to be analogous to the archaeological finds from Russian towns dated the turn of the XV/XVI cc. and the first half of the XVI c. The combination of such traits as a low counter-pocket, round cutouts in the upper part of the boot-top, decorative ruling of the heads, and the presence of two-piece vamp lining give grounds to date the shoes from burial 20 to the first quarter of the XVI c. Burial 30, which was among the richest ones in the cemetery, yielded a composite belt pendant with a leather case (fig. 1, 1). Its surface is decorated with embossing, which may testify to the West European origin of the leather itself. The form of this object finds close analogies among the leather cases for spoons and scissors from Novgorod and Tver’. The finds of leather shoes from the burials of Kylälahti Kalmistomäki extend the range of archaeological materials shedding light on the funerary rituals in medieval Russia. The available evidence allows to consider this cemetery a place of the last repose of inhabitants of a rural settlement (or settlements), the people of the ancient Karelian culture which had preserved some of its original traits up to the Moscow Tzardom epoch. Here one can see the tradition of cering the deceased into prestigious footwear, which might have been worn during the lifetime.
ХРОНИКА
CHRONICLE
Х. Кимура. Возможности социальной интерпретации погребений периода позднего дзёмона (по материалам памятников Кашиваги B и Каринба в г. Энива, Хоккайдо)
Культура Дзёмон была сформирована приблизительно 15.000 лет назад и процветала на японском архипелаге на протяжении более чем 10.000 лет. Эта культура характеризуется очень ранним появлением оригинальной глиняной посуды и шлифованных каменных орудий, что соответствует неолитическому периоду глобальной археологической периодизации. Экономика Дзёмон была основана на охоте, рыбной ловле и собирательстве. Существовали отдельные очень крупные поселения и раковинные кучи, некоторые из которых превышают 100 м в диаметре. Работа касается, главным образом, двух памятников, расположенных на острове Хоккайдо: Кашиваги B (42°52′50″ с. ш., 141°32′49″ в. д.) и Каринба (42°53′21″ с. ш., 141°35′36″ в. д.), оба памятника относятся к Позднему периоду Дзёмон, приблизительно 3500-3000 лет назад. В Кашиваги B было исследовано большое круглое (приблизительно 20 м в диаметре) коммунальное кладбище, именуемое “Кандзё-Дори”. Оно состояло из главной ямы с 21-м захоронением и 23-я захоронениями, расположенными вокруг. Несмотря на отсутствие костных остатков, погребальный инвентарь богат и разнообразен. В частности он включает каменные стержни и топоры. Исследования памятника Каринба привели к открытию более чем 300 захоронений и нескольких жилищ. Особого упоминания заслуживают 4 больших групповых погребения, содержавшие 115 изделий из лака (включая 64 расчески), а также головные украшения, ожерелья, бусины и т.д.
H. Kimura. Social interpretation of the Late Jomon cemeteries (with particular reference to the Kashiwagi B and Karinba sites at the town of Eniwa, Hokkaido, Japan)
The Jomon culture was formed ca. 15.000 years ago and flourished all through more than 10.000 years in Japanese archipelago. It is characterized by original pottery and polished stone tools and thought to correspond to the Neolithic period of the global sequence. The Jomon economy was based on hunting, gathering and fishing, and there are some really big villages and shell mounds, some of which exceed 100 m in diameter. The paper deals mainly with two sites situated on Hokkaido Island: Kashiwagi B (42°52′50″N,141°32′49″E) and Karinba (42°53′21″N, 141°35′36″E), both dated to the Late Jomon period, ca. 3500-3000 years ago. At Kashiwagi B a big circular communal cemetery named “Kanjyodori” , about 20 m in diameter, was unearthed. It consisted of the main pit with 21 graves within it, with 23 more burials located around this pit. While almost no bones are preserved, the grave goods are numerous and rich. In particular, they include stone clubs and axes. The Karinba site yielded over 300 burials and several dwellings. Of special note are 4 big multiple burials containing 115 lacquered items (including 64 combs), as well as head adornments, necklaces, beads, etc.
