Акулов А.Г. «Время котов». Великолепные полтора века мемориалов тагарских нобелей
Акулов А. Г.
Санкт-Петербург
«Время котов». Великолепные полтора века мемориалов тагарских нобилей
Можно спорить о том, к какой культуре и эпохе относить баиновские и прочие памятники Саяно-Алтая начала I тыс. до н. э. Однако, несомненно, что точкой отсчета, начиная с которой мы можем говорить о вхождении региона в возникающий на востоке евразийских степей скифский культурный мир, является строительство кургана Аржан в конце ΙΧ в. до н. э (Алексеев, 2005, с.100-102). В частности, этим создается прецедент сооружения масштабных мемориалов высшей элиты, на который начинают равняться все окружающие общества.
Тагарская культура Минусинской котловины встречает этот вызов с уже вполне состоявшейся традицией строительства «престижных курганов» - мемориалов постепенно возникающей социальной элиты. Ясно определились архитектурные каноны (десятикаменный курган с воротами с востока и выносным камнем с запада или восьмикаменный курган с выносным камнем у юго-восточного угла (Акулов, Паульс, 2008, с.5-8), принципы объединения подобных мемориалов в единые архитектурно-планировочные комплексы и выбора соответствующих участков местности.
Резкое ускорение формирования ранговой знати в постаржанское время создает социальный заказ на сооружение впечатляющих мемориальных комплексов – и взлёт их архитектуры за полтора века заставляет сомневаться в «консервативности» тагарской культуры.
Вначале речь идет о простом увеличении масштаба (ступень B2). Линейные размеры оград возрастают в два – два с половиной раза, высота стел – в полтора-два. Пока это не создает серьезных проблем при их сооружении, зато приводит к четкому проявлению стилистических особенностей, характерных для региональных (юго-западный, уйбатский, северный варианты) и локальных традиций. Это, в свою очередь, впредь даст возможность отследить взаимовлияния этих традиций, а иногда и физическое передвижение групп населения. Возросший масштаб мемориалов делает их по-настоящему величественными, ставя вопрос об их пространственном взаимодействии в рамках единого архитектурного ансамбля и побуждая создателей к нестандартным эффектным решениям (Сафронов улус, Сорай etc)
Еще большее увеличение масштаба мемориалов (более 30 м в Сорае и Узун-Обе, фаза B2b) вызывает определенный кризис. Ограда совершенно «отрывается» от конструктивных элементов могилы (выкид, перекрытие, панцирь) охватывая значительную площадь, которую приходится заполнять камнями и грунтом. Стелы вырастают до своего предела в 4-6 метров, но это не компенсирует возросшее расстояние между ними и архитектурный объем разваливается.
На юге и на севере региона из кризиса выходят различными путями. В Сахсаре и на Уйбате возникают отдельные надмогильные сооружения внутри оград и многокаменные ограды, возвращающие цельность архитектурному объему. На севере, в бассейне Июсов и Ширинском поозерье, все сложнее, поскольку сопряжено с новыми культурными влияниями из западных регионов степи. Возможно, не без них возникают идеи как создания большой могилы с возможностью подзахоронений – будущего склепа, так и финального перекрытия пространства внутри ограды грунтовой насыпью усеченной пирамидальной или куполообразной формы. Такая насыпь меняет облик памятника, создавая независимый от стел архитектурный объем.
Если до этого мы можем наблюдать лишь отдельные «выбросы» небольших групп населения за пределы ареалов региональных вариантов, то c начала ступени С на юге котловины обнаруживаются масштабные комплексы высшего нобилитета, архитектурная традиция которых, безусловно, восходит к ранним мемориалам севера Минусы (невысокие стелы, отсутствие многокаменных курганов, «дальний» выносной камень). Появляясь в районе выхода Уйбата из гор, они быстро распространяются по Уйбатской Степи вплоть до Абакана и Енисея. Задача организации архитектурных ансамблей из мемориалов размерами в десятки метров решается их выносом в величественные пространства открытой степи с неограниченным обзором, где возникает новый для Минусинской котловины тип подобных ансамблей – династические курганные поля. Одно из них – Баргаяковское – наглядно демонстрирует нам процессы формирования архитектурного облика мемориальных комплексов нового типа (ступень С, фаза С1). Исчерпывающее представление о них дает раскопанный курган Тигей (Седых, Марсадолов, 2009), мемориал нобиля «низшего ранга высшей элиты». Определение возможно, так как мы наблюдаем три ступени размерности таких памятников (30-40-50 м).
В результате соединения северной и южной традиции возникает тип многокаменного кургана высочайшего статуса, первые образцы которого мы видим на Уйбатском курганном поле (Тигей II, Каракурген) с 18-ю камнями в ограде и увеличенной в высоту насыпью. Аналогичные комплексы мы встречаем на юго-западе (Кизлас) и на севере (Озеро Шира) Минусы, причем на юго-западе возникает уже совершенно химерическая традиция соединения в одном памятнике ворот / входа и выносного камня с востока. Не уступают им ни по размеру, ни по визуальной мощи мемориалы того же времени, построенные в классическом десятикаменном каноне с удлиненными стелами (Туим, ранний «царский» десятикаменник Салбыкского поля), возможно, маркирующие в Уйбатской степи «вторую северную волну» будущих строителей Салбыка.
Смена этапов тагарской культуры (рубеж обозначен курганом Черемшино 1 – 723+-20 г. до н. э (Александров, Боковенко, Смирнов, 2014, с.137-139)), сопровождается серьезными изменениями в вещевом комплексе и погребальном обряде, но не столь заметна в архитектуре мемориалов знати. Принципиальная схема планировки почти не меняется. Незначительно модифицируется канон (дополнительные промежуточные стелы по боковым сторонам). Лишь увеличен масштаб и – резко – высота курганов (5-6, на Салбыкском поле свыше 10 м). Но такой рост архитектурного объема задает мощнейший визуальный эффект.
С этого момента в мемориальной архитектуре начинается фаза С2, непревзойденные образцы которой представлены в центральной группе мемориалов Салбыкского поля. В их сооружении находят свое логическое завершение все вышеописанные процессы – увеличение размеров самого мемориала, поиск оптимальных соотношений между его компонентами, игра архитектурных объемов отдельных памятников в едином ансамбле, создание мемориального ландшафта династических курганных полей. Эти памятники торжественны и великолепны – воплощенная идея Скифского Царства Минусинской котловины.
И это «конец прекрасной эпохи». Нет ансамблю Салбыка равных ни на современных, ни на более поздних курганных полях – все подражатели, эпигоны. Да и в самих его мемориалах – мощных, фундаментальных, уверенных в своем превосходстве – уже нет ни рвущихся ввысь стел Сафронова и Сорая, ни пластающихся вширь по пространству насыпей раннего Баргаякова, ни химеричных камней Каракургена. Уходит тот нерв культуры и общества, что полтора века – от Аржана до Салбыка – заставлял строителей делать мемориал каждого нобиля отличным от стоящих рядом соседей и предшественников. Почему мы не видим этого ни до ни после?
Поэтичная метафора духа времени и его судьбы открывается нам в самих находках из этих мемориалов. С Аржаном в регионе появляются круглые бляхи с пантерами – свернувшимися, вроде бы статичными, но напряженными, готовыми развернуться и броситься на добычу кошками. Во времена Салбыка и Аржана 2, в первой половине – середине VII в. до н.э, ни в каких мемориалах знати их уже нет (Чугунов, 2011, с.69-77), их сменяют лежащие и чинно шествующие, полные достоинства львы, леопарды, барсы. Зато в Восточную Европу и на Ближний Восток круглые «великолепные кошки» как приходят на рубеже веков, так и существуют там позднее (6), давая многочисленные дериваты – универсальный маркер и наследие Геродотовых скифов, пришедших из глубин Азии.
А тут, над упорядоченными социумами азиатских скифских царств, дух ищущих первенство возмутителей спокойствия, олицетворяемый «круглыми кошками» и воплощенный в мемориалах, более не витает. Свернувшихся пантер – беспокойных, ожидающих, готовых к действию – навсегда уносят на одежде и сбруе своих коней в Западный поход те, кому эти социумы не по мерке – младшие сыновья, неуживчивые соседи и прочие «молодые негодяи». Дерзкая вольница. Cat people.
Алексеев А. Ю. и др. Евразия в скифскую эпоху. Радиоуглеродная и археологическая хронология. - СПб., Теза, 2005. - С. 100-102.
Акулов А. Г., Паульс Е Д. К изучению тагарской курганной архитектуры // Труды II (XVIII) археологического съезда в Суздале. Том II. - М. 2008.- С. 5-8.
Седых В. Н., Марсадолов Л. С. О возможных прототипах тагарских бронзовых наверший // Теория и практика археологических исследований. Вып. 5. - Барнаул, Азбука, 2009
Александров С. В., Боковенко Н. А., Смирнов Ю. А. Археологические памятники долины Черного Июса на севере Хакасии. Археологические раскопки на дорогах Хакасии. Вып. 3. - СПб.2014.
Чугунов К. В. Синхронизация археологических культур раннесакского времени Казахстана и Тувы // Сакская культура Сарыарки в контексте изучения этносоциокультурных процессов степной Евразии. Тез. докл. круглого стола. -Караганды, 2011. - С. 69-77.
Ильинская В. А. Образ кошачьего хищника в раннескифском искусстве. -СА. 1971, №2. - С. 64-85.
