Галкин Т.О. Сельские курганные некрополи «Петушки – I и II» из раскопок В.П. Глазова и проблема интерпретации погребальных конструкций (по архивным материалам)
Т.О. Галкин
Владимир, Владимирский государственный университет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых (ВлГУ)
Сельские курганные некрополи «Петушки – I и II» из раскопок В.П. Глазова и проблема интерпретации погребальных конструкций (по архивным материалам)
Курганные группы «Петушки – I» и «Петушки – II» были открыты владимирским археологом В.П. Глазовым и полностью исследованы в ходе полевых сезонов 1977 и 1980 – 81 годов. В настоящий момент памятники не существуют. Результаты исследований отражены в лаконичных публикациях автора (Глазов, 1978, С. 55 – 56; Глазов, 1981, С. 48). Коллекция хранится во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике (№ В-23707; В-31887). К материалам некрополей, точнее, найденным в них импортам, обращалась М.Е. Родина (Родина, 2004, с. 13, 77, 179, рис. 46. 1,3). В 2010 году с попыткой выяснения хронологии и интерпретации этнической принадлежности памятников к ним обратился К.Н. Лукьянов[1].
Однако от взгляда исследователей исчезала отчётная документация самого автора раскопок. Между тем, именно авторские интерпретации погребальных конструкций, частично отраженные в публикации в «Археологических открытиях», заставили нас ещё раз обратиться к изучению и анализу данных памятников.
Указанные курганные группы находились на южной окраине г. Петушки (Владимирская область) в небольшом сосновом лесу и в настоящий момент не сохранились. Группа №1 состояла из 31 кургана. Все насыпи округлой в плане формы, почти все имели окружающие ровики с перемычками, расположены компактно, так что у многих курганов имеются общие ровики. Вершины большинства курганов уплощенной формы, иногда даже с лёгкой седловиной. 18 насыпей имели визуально фиксируемые нарушения насыпи - грабительские ямы, но в результате раскопок было выяснено, что большинство из них не нарушили погребений. Диаметр курганов от 4,5 до 12 м, высота – 0,4-1,6 м. В расположении курганов намечается некоторая закономерность – вокруг насыпей больших размеров группируются более малые. Курганная группа поросла сосновым лесом.
Курганная группа «Петушки – II» располагалась на ровной части плато коренного левого берега Клязьмы, в 100 м к северо-востоку от курганной группы «Петушки – I». В группе насчитывалось 17 насыпей, 13 из которых были нарушены грабительскими ямами, и здесь, в отличие от курганов первой группы, большинство грабительских ям частично или полностью разрушили погребения.
Как отмечал сам В.П. Глазов, особенности почвы – песчаный грунт, отличающийся повышенной текучестью, приводили к тому, что элементы погребальных конструкций ям постоянно оползали. Это затрудняло фотофиксацию и приводило к фактической невозможности окончательной зачистки памятника по завершении раскопок (Глазов, 1978. Л. 1).
Курганы копались на снос с оставлением продольной бровки с севера на юг, для выяснения устройства ровиков они прорезались траншеей шириной 0,4-0,5 м. В ровиках фиксировались следы кострищ, а также неоднократно были найдены фрагменты гончарных сосудов. Следует отметить, что вся керамика, обнаруженная при раскопках некрополей, круговая, лепной нет.
Собственно, автор исследования высказывает 3 тезиса, которые, как нам показалось, нуждаются в дополнительной проверке: смешанная этническая принадлежность (указано как «кривическо-мерянская»), рецидивы языческой обрядности (в виде обычая «греть покойника», «заупокойных даров», совершения тризны) и «необычность» погребальных конструкций.
Разберем все три положения автора, опираясь на анализ материала отчетов и его публикации.
Этническая принадлежность. Просмотрев отчеты и проведя анализ погребального инвентаря, можно отметить, что памятники относятся к древнерусской культуре (в самом широком понимании термина). «Архаичность» ряда вещей кажущаяся – проволочные бронзовые браслетообразные височные кольца, завязанные на оба конца, датируемые М.В. Седовой на новгородских материалах XI в. (Седова, 1981, С. 10, С. 186), вполне могли бытовать дольше в среде сельского населения, к тому же, столь отдаленного. Все остальные предметы из погребений (гривны, браслеты, подвеска-иконка «Богоматерь – Умиление», бусы) могут быть датированы не ранее XII – начала XIII столетия, что ещё раз исключает возможность «мерянского» влияния на население, оставившее эти памятники[2].
Рецидивы языческой обрядности. К ним можно отнести остатки следов культа огня, саму традицию насыпания курганов взамен грунтовых ингумаций у сельского христианского населения, которые в последние годы выявлены в центральной части Суздальского Ополья экспедицией под руководством акад. Н.А. Макарова, а также традиция заупокойных даров.
Однако отсутствие кремаций (не встречена ни в одном из курганов), положение умерших головой на запад с незначительными сезонными отклонениями к югу или северу, положение рук (сложены в районе лобка), а также наличие христианских древностей[3] позволяет говорить нам о чисто христианских воззрениях населения, оставившего эти памятники.
Мнение В.П. Глазова, высказанное им в отчете: «…языческое положение погребенных (положение рук)» (Глазов, 1978. Л. 51) может объясняться и особенностями грунта, на которые он указывает в самом начале. В сыпучем грунте возможно оползание рук покойного, сложенных на груди. К тому же, судя по фотографиям, представленным в отчете, сохранность костяков была крайне плохой. В некоторых курганах костей не сохранилось вовсе, и ориентировка была определена по размещению инвентаря.
Раскопками отмечена деталь погребальной обрядности, часто встречающаяся в курганах Подмосковья (Недошивина, 2007, с. 128), а также зафиксированная в Тверском Поволжье, в кривичском курганном могильнике Избрижье (Жукова, Степанова, 2010, с. 109). Речь идет о т.н. «погребальных дарах» - отдельных вещах, которые были положены рядом с умершим в момент погребения. Дары представлены одним или несколькими предметами, расположенными в разных местах около погребенного. В качестве даров использованы браслеты, перстни и единожды железная булавка с S-видной головкой. В нескольких случаях дары находились в «берестяных коробочках», которые, возможно, являлись остатками берестяных туесков. «Коробочки» обнаружены в кургане 7 первой группы и курганах 1, 4 и 11 второй группы. Кроме того, в качестве даров зафиксированы бронзовые перстни, связанные попарно шерстяным шнуром – могильная яма № 4 (без костяка) кургана 5 второй группы, курган 7 этой же группы. Эта информация достоверна, что подтверждается фотографиями в отчетах, а также фрагментами «коробочек» с отпечатками на них вещей в коллекции находок. Аналогичная деталь погребального обряда зафиксирована в подмосковном курганном могильнике Каблуково (Недошивина, 2007, там же).
Данный факт, на наш взгляд, действительно отражает определенную языческую составляющую мировоззрения древнего населения исследуемого региона.
«Необычность» погребальных конструкций. Стоит отметить, что согласно чертежам, содержащимся в отчетах, и фотографиям как минимум два кургана (№1, №2 и №3 по отчетной документации 1978 года) действительно обладают крайне необычными подкурганными сооружениями.
В.П. Глазов интерпретировал их следующим образом: «стенки могильных ям укреплены столбами. Размеры ям 2,80х1,10; 2,4х1,2, 2,6х1,15 м. В ямы вели по четыре – шесть входов, которые фиксировались ступенями. Ширина входа 0,4-0,5 м. Входы располагались на широкой стороне ямы. Погребенные лежали на вырезанном в грунте «столе», укрепленном системой кольев с перемычками. Сам «стол» по периметру был заключен в отбортовку из вбитых кольев, поверху скрепленных воедино тягами-связями для создания прочной конструкции. Могильные ямы были перекрыты, судя по столбовым конструкциям, а затем засыпаны песком. Косвенным свидетельство наличия перекрытий является сам профиль курганов, которые имеют просевшую вершину, очевидно, в результате разрушения крепежной конструкции над могилой» (Глазов, 1978, с. 55). Аналогий подобным сооружениями нам среди древнерусского материала неизвестно. Однако возникает ряд вопросов, вполне закономерных в данной ситуации. Песчаный грунт не сохраняет дерево, и ни на одной из представленных фотографий деревянных конструкций, описываемых авторов, нет. Нет их и на полевых планах, хотя вся сложная система ям на них отражена.
Не совсем понятна и слабо поддается интерпретации информация о неких «ступеньках» в могилу. С какой целью были они сооружены?
«Необычность» профилей, на наш взгляд, объясняет то, что курганы были граблены в древности, это и дает «просевшую вершину», а вовсе не некое «разрушение крепежной конструкции» и последующее «оползание грунта».
Фиксация в ровиках столбовых ямок у ряда курганов, возможно, объясняется наличием могильной оградки.
Аналогию одной из конструкций автор видит на материалах Сунгиревского, Сарского и Кочкинского могильников мери. В.П. Глазов считает сооружение в кургане №1 (1977) кремационной ямой. Анализ материалов Сунгирьского могильника, в котором подобная яма действительно есть, выявил некоторое сходство. В Сунгирьском могильнике необходимо отметить три уникальные ямы: № 8, 11 и 17 (1972). Они имеют одинаковую круглую форму и схожую глубину от уровня почвы – 20-24 см. Ямы заполнены смесью гумуса, материковой глины и золы. В заполнении в большом количестве прослеживаются кальцинированные кости. Это позволяет сделать два предположения: либо эти ямы служили жертвенным местом, либо местом кремации трупов. В пользу второй версии говорит нахождение в заполнении ямы №17 крупных углей и кусков обгорелого дерева, иногда достигающих значительных размеров, что может быть интерпретировано как остатки плах, на которых сжигали трупы. А вот с ритуальным характером ям сложно согласиться, т.к. ни в одной из них не было обнаружено ни костей жертвенных животных, ни вотивных предметов (Галкин, 2012). В петушинских курганах (№1, 1977) сооружение «реконструируется как перекрытая шалашевидная постройка над ямой глубиной 1,86 м от уровня материка. На глубине 1,40 м зафиксировано круглое кострище с большим количеством древесного угля. Прокал песка – 25 -30 см.» (Глазов, 1978, Л. 8).
Подобная аналогия, конечно, спорна. Различается и обряд (грунтовый могильник vs курганный могильник), и этническая принадлежность погребенных. Однако схожесть в конструкциях, и особенно толщина заполнения углем, позволяют осторожно принять во внимание эту версию В.П. Глазова.
Подводя итоги этому небольшому сообщению, можно сделать следующие выводы. Курганные могильники «Петушки – I» и «Петушки – II» являлись небольшими сельскими некрополями христианизированного древнерусского населения, проживавшего на данной территории в XII веке. Нет оснований удревнять дату сооружения курганов XI веком. Рецидивы языческого мировоззрения фиксируются в погребальной обрядности, однако не являются чем-то из ряда вон выходящим среди большого круга изученных сельских некрополей домонгольской Руси. «Необычные» погребальные конструкции по-прежнему остаются под вопросом. Планы и особенно фотографии, представленные в отчётах, не дают возможности однозначно ответить на поставленные вопросы.
Галкин Т.О. Могильник Сунгирь. Опыт архивного исследования // Вестник Нижегородского университета. Серия история. № 6 (3). - Нижний Новгород, 2012.- С. 11 – 16.
Глазов В. П. Отчёт об археологических раскопках курганной группы «Петушки II» близ г. Петушки Владимирской обл. в 1980 г. // Архив ВНП ОАО «Владимирреставрация», Арх-П-О, инв. № 16285. – 1981
Глазов В. П. Отчёт об археологических раскопках курганных групп «Петушки I, II» близ г. Петушки Владимирской обл. в 1981 г. // Архив ВНП ОАО «Владимирреставрация», Арх-П-О, инв. № 16426. - 1982.
Глазов В.П. Археологические раскопки курганов близ г. Петушки Владимирской области в 1977 году. Владимир. // Архив государственного центра по учету, использованию и реставрации памятников истории и культуры Владимирской области. Инв. № ГЦ – Ар38. - 1978.
Глазов В.П. Исследования во Владимирской области // АО 1977 года. - М., 1978. - С. 55 – 56.
Глазов В.П. Исследования во Владимирской области // АО 1980 года. - М., 1981. - С. 47 – 48.
Жукова Е. Н., Степанова Ю. В. Древнерусские погребальные памятники Верхневолжья // Археология Верхневолжья. Вып. 1. - Тверь, 2010.
Недошивина Н. Г. Древнерусский курганный могильник Каблуково в Подмосковье // АП. Вып. 3. - М. 2007, - С. 124 – 144.
Родина М.Е. Международные связи Северо-Восточной Руси в X – XIV вв. (по материалам Ростова, Суздаля, Владимира и их округи). - Владимир, 2004..– 208 с.: илл.
Рябинин Е. А., Костромское Поволжье в эпоху Средневековья. - Л., 1986.– 158 с.
Седова М. В. Ярополч Залесский. - М. , 1978. – 156 с.
Седова М. В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X – XV вв.). - М., 1981. – 198 с.: илл.
[1] Доклад на заседании 4 научно-практического семинара «Археологическое изучение Владимиро-Суздальской земли», прочитанный 28 октября 2010 года. К сожалению, автор по ряду объективных причин не смог опубликовать и продолжить исследование. Мы выражаем ему благодарность за возможность ознакомиться с рукописью его доклада и обсуждение данного памятника в частных беседах.
[2] В нашем сообщении мы намеренно не касаемся анализа погребального инвентаря, т.к. подобная работа уже проделана К.Н. Лукьяновым, и мы смеем надеяться, что она всё же увидит свет.
[3] Подвеска «Богоматерь-Умиление», аналогичная иконка происходит из раскопок М. В. Седовой в Ярополче Залесском из слоя XII века (Седова, 1978, с. 119, табл. 6 8-9). Две подобные иконки известны в Костромских курганах (Рябинин, 1986, с. 75-76). М. В. Седова центром производства подобных иконок называет средневековый Владимир и связывает их появление с деятельностью ремесленных мастерских при Успенском соборе, освоивших во второй половине XII века серийный выпуск «памятных» иконок (Седова, 1978, с. 121).
