ЧТЕНИЯ «КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО АНТИЧНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ»
ЧТЕНИЯ «КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
АНТИЧНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ»
ПОСВЯЩЕННЫЕ 130-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЫДАЮЩЕГОСЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ КЛАССИЧЕСКИХ ДРЕВНОСТЕЙ
М.И. МАКСИМОВОЙ (19-20 ноября 2015 г.)
19-20 ноября 2015 г. в Институте истории материальной культуры РАН состоялись чтения «Культура и искусство античного Причерноморья», организованные Отделом истории античной культуры. Они были посвящены 130-летию со дня рождения выдающегося исследователя классических древностей Марии Ивановны Максимовой (1885-1974). В Чтениях приняли участие более 50 археологов и антиковедов из различных городов России: Санкт-Петербурга, Москвы, Краснодара, Нижнего Новгорода, Саратова, Севастополя, а также зарубежные исследователи из Украины и Германии. Всего было представлено и обсуждено 25 докладов, посвященных различным аспектам изучения античного Причерноморья.
Краткие тезисы выступлений,
предоставленные авторами в собственной редакции
Ю.А. Виноградов (СПб, ИИМК РАН): «Мария Ивановна Максимовна. Путь российского ученого».
М.И. Максимова (1885–1974) является представительницей той замечательной генерации учёных, которые заложили фундамент современной отечественной науки об античной культуре Причерноморья. Она родилась в богатой петербургской купеческой семье. После окончания гимназии поступила на историко-филологическое Отделение Высших Женских (Бестужевских) курсов, где обучалась по циклу древней истории, её учителями были М.И. Ростовцев и Ф.Ф. Зелинский. Затем М.И. Максимова продолжила обучение в университетах Бонна и Берлина. Вернувшись в Россию в 1914 г., была принята в Отдел Древностей Эрмитажа. Диссертация магистра истории и теории искусств «Античные фигурные вазы» была защищена ею в 1918 г. Помимо Государственного Эрмитажа М.И. Максимова стала сотрудницей ГАИМК (затем ИММК, ЛОИА АН СССР), ЛГУ и др. В 30-ые гг. на долю исследовательницы выпало немало испытаний: несправедливые обвинения (в пропаганде монархических идей и пр.) и, как следствие этого, – потеря работы. Ей пришлось пережить первую блокадную зиму Ленинграда.
Знания М.И. Максимой области классических древностей были по-настоящему энциклопедическими: античные фигурные вазы, торевтика, глиптика и т.д. Монография М.И. Максимовой «Античные города Юго-Восточного Причерноморья» (М.-Л., 1956) демонстрирует подлинный синтез исторических и археологических знаний в этой области. Ещё одна её монография «Артюховский курган» (Л., 1979) стала настольной для всех специалистов в области курганных древностей Скифии и Боспора. Перевод «Анабасиса» Ксенофонта, подготовленный исследовательницей в годы войны, во время эвакуации в Елабугу, в нашей стране стал классическим. Здесь Мария Ивановна проявила свой талант как превосходный филолог.
Нелёгкий и непростой жизненный путь М.И. Максимовой является образцом подлинного и бескорыстного служения истине.
И.В. Тункина (СПб, Научный архив РАН): «М.И. Максимова: парижские письма М.И. Ростовцеву (август 1928 г.)».
В докладе впервые в полном виде представлены два письма М.И. Ростовцеву, написанные М.И. Максимовой своему учителю во время заграничной командировки в Париже в августе 1928 г. Письма откровенно повествуют о морально-нравственной атмосфере и научном климате в академических учреждениях Ленинграда в первое послереволюционное десятилетие, т.к. написаны без оглядки на возможную перлюстрацию, что делает их важным источником по социальной истории отечественного антиковедения. Документы хранятся в библиотеке особых коллекций Дьюкского университета (г. Дарем, Северная Каролина, США).
Д.В. Журавлев (Москва, ГИМ), Д.А. Костромичев (Севастополь, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Об одном богатом погребении Херсонесского некрополя (урна 53 из раскопок Р.Х.Лепера 1912 г.)». Доклад подготовлен в рамках исследовательского проекта, финансируемого Российским гуманитарным научным фондом (№ 15-31-10168)
Погребальные комплексы из некрополя Херсонеса не часто становятся объектами специальных публикаций. Основная причина этого – неудовлетворительное состояние документации раскопок конца XIX – начала XX вв. Полевые дневники Р.Х. Лёпера позволяют восстановить комплексы погребального инвентаря из могил, раскопанных в 1908-1914 гг. Примером работы по воссозданию набора погребального инвентаря, хранящегося теперь в разных музеях (Государственный исторический музей в Москве и Национальный заповедник Херсонес Таврический в Севастополе), является погребение в урне 53, открытое в 1912 г.
В кремации, помещенной в урне, были найдены золотые украшения: витая серьга с окончанием в виде львиной головы, перстень с гладким щитком, подвеска в форме палицы Геракла и низка биконических бус. Здесь же находились бронзовые гвозди, гипсовые позолоченные накладки, фрагмент лекифа. Вокруг урны, на уровне ручек, были разложены терракотовые статуэтки: четыре стоящие женские фигуры танагрского круга, протома Танатоса и фигурка девочки, сидящей на алтаре. Рассмотренное погребение датируется первой половиной III в. до н.э. и является одним из самых богатых комплексов херсонесского некрополя.
А. B. Буйских/Й. Форназир (Киев, ИА НАНУ, Франкфурт-на-Майне, Goethe-Universität Frankfurt am Main): «Новые исследования в предместье Ольвии».
С августа прошлого года украинскo-немецкая команда археологов исследует предместье античной Ольвии Понтийской. В новом интердисциплинарном проекте рука об руку работают археологи, геофизики, геохимики, а в будущем и археоботаники, чтобы основательно изучить новые данные об условиях образования этой важной части античного города. С одной стороны, наша цель – проверить прежние тезисы с помощью новых археологических раскопок. С другой стороны, мы поставили и хотим решить новые цели и задачи с помощью естественнонаучных методов исследования, с помощью которых мы сможем развить и расширить наше понимание о предместье, как об одном из важных пространственных элементов Ольвийского полиса.
Aрхеологическая команда, состоящая из ученых и студентов из Киева, Харькова, Франкфурта и Регенсбурга проводили летом 2015 г. первые раскопки в Ольвии. Исследования вскоре показали, что выбранная площадь ни в каком времени не была «дорога Гробниц», а служила только для жилья и работы. Самая ранная застройка на исследуемой площади состояла из овальной полу-землянки. Ho уже сейчас у нас имеются точные доказательства того, что дома в предместье состоял не только из жилищ-землянок, как это предполагалось ранее. Вдоль западной улицы появились, со второй половины V в. до н. э. наземные постройки, в которых – о чем свидетельствуют находки – существовало ремесленное производство.
М.В. Скржинская (Киев, Институт истории Украины НАН Украины): «Произведения монументального и прикладного искусства в качестве наград для граждан античных государств Северного Причерноморья».
В докладе М.В. Скржинской впервые выделена небольшая группа предметов, изобразительного искусства, служивших государственными и спортивными наградами, которые были найдены при раскопках античных городов и некрополей Северного Причерноморья. К их числу принадлежат постаменты статуй и украшенные рельефами стелы с почетными декретами за различные услуги государству. К лучшим из них принадлежат бюст Аполлона на фронтоне ольвийского декрета в честь Антестерия, фигуры боспорских царей Спартока, Перисада и их брата Аполлония на стеле с обширным декретом, обнаруженным в Пирее, и шесть венков от разных государств, которые изобразили на стеле, данной в награду гражданину Тиры. Среди множества золотых венков, найденных в некрополях Боспора, в докладе выделены несколько изделий IV в. до н. э., служивших наградами при жизни погребенных. Особую группу составляют спортивные награды: две панафнейские амфоры, полученные боспорянином и ольвиополитом, бронзовая гидрия – приз херсонесита, завоевавшего награду на празднике Диоскуров близ Афин, четыре победных тении херсонесита Феофанта, наградные венки боспорского атлета, нарисованные в его могиле, и две заказанные в Афинах чернофигурные амфоры, которые в эллинистический период ольвиополиты давали победителям игр на Ахилловом Дроме.
Граждане Тиры, Ольвии, Херсонеса и Боспора одинаково гордились своими наградами за гражданские и спортивные заслуги. Призы, представлявшие предметы прикладного искусства, они помещали в парадных комнатах своего дома, о чем свидетельствует фреска в погребении боспорского атлета. Различные награды часто помещали в могилу, чтобы эти любимые предметы сопровождали их владельцев и после смерти.
С.В. Кашаев (СПб, ИИМК РАН): «Гемма (инталия) из некрополя Артющенко-2».
В сообщении представлена гемма (инталия) обнаруженная Таманским отрядом ИИМК РАН при раскопках некрополя Артющенко-2 на Таманском полуострове в 2014 г. Выполнена она из совершенно прозрачного горного хрусталя, имеет форму скарабеоида. На плоской поверхности инталии очень искусно вырезано изображение женщины сидящей на камне (скале) квадратной формы. По стилю и манере изображения инталия относится ко второй половине V- началу IV вв. до н.э., она, может происходить из мастерской Дексамена и выполнена одним из учеников известного мастера.
О.Ю. Соколова (СПб, Гос. Эрмитаж): «Изделия из кости и рога из раскопок Нимфея».
Коллекция изделий из кости и рога, найденных при раскопках боспорского города Нимфея, насчитывает 325 экземпляров, которые хранятся в фондах Государственного Эрмитажа и Восточно-Крымского историко-культурного музея-заповедника. Многочисленные находки заготовок и полуфабрикатов в виде отпиленных рогов оленя, коровы, распиленных и обрезанных трубчатых костей животных могут служить доказательством развития косторезного ремесла в Нимфее, а стеологические материалы позволяют нам говорить о том, что недостатка в сырье нимфейские косторезы не испытывали.
Среди изделий выделяется группа предметов, которые можно определить как инструменты, используемые для обработки кожи, поверхности каменных и глиняных изделий, нанесения орнаментации на сосуды и т.д. - это рашпили, костяные стержни или проколки, иглы, шилья, рукояти ножей и инструментов. Можно отметить группу изделий, связанных с прядением и ткацким ремеслом - фрагменты веретен, пряслица, зубчатые орудия, которые могли использоваться как чесала. Особый интерес представляют разнообразные фигурные пластинки, предназначенные для инкрустации и отделки поверхности шкатулок, ларцов, мебели. Отметим также наличие в коллекции разнообразных украшений в виде бус, пронизок, колец, шпилек для волос, амулетов, фрагментов пиксид - туалетных коробочек, предназначенных для хранения парфюмерных изделий, деталей музыкальных инструментов и др. Одной из наиболее многочисленных групп костяных изделий являются астрагалы - игральные кости. Довольно значительна группа предметов из кости и рога в нимфейской коллекции, функциональное назначение которых определить пока не удалось.
На основании обзора коллекции изделий из кости и рога, происходящих из раскопок боспорского города Нимфея, можно говорить о высоком уровне косторезного производства на Боспоре и, в частности, в Нимфее, о широком применении этих изделий в быту и ремесленном производстве. Находки этих изделий отмечены в Нимфее, преимущественно, в слоях эллинистического и римского времени.
Я.С. Радолицкая (СПб, Гос. Эрмитаж): «Эрмитажное золото из кургана Куль-Оба в рисунках и гравюрах XIX века: история, особенности воспроизведения, лакуны и перспективы изучения».
Доклад посвящён нефотографическим изображениям золотых изделий из кургана Куль-Оба, выполненным в XIX веке. Уже за первые 14 лет с момента открытия кургана практически все драгоценные вещи оказались зарисованы, причём многие из них – неоднократно. Эти изображения демонстрируют разные представления эпохи о том, как следует изображать археологический материал: от реконструкции первоначального целостного вида вещей, без каких-либо повреждений и утрат, до фиксации облика памятника в его археологическом состоянии, со всеми конструктивными и декоративными особенностями. В результате, одни ранние воспроизведения и по сей день являются первой и единственной попыткой представить, какими вышли вещи из мастерской ювелира и, вероятно, какими были уложены в гробницу. Такие реконструкции наглядно демонстрируют принципы сборки в украшениях сложных конструкций, а также являются пока единственными прорисовками, представляющими рельефы на трёхмерных вещах в виде развёрнутой плоскости. Другие же воспроизведения зафиксировали археологический облик памятников, некоторые из которых были изменены во 2й половине 19 века в результате реставрационных вмешательств, и тем самым они оказываются актуальными и сегодня при изучении как самих вещей, так и их судьбы в Новое время. Демонстрируя разные подходы к фиксации вещей, рисунки и гравюры с изображением золотых изделий из кургана Куль-Оба, служат также одним из источников для изучения истории становления археологической науки в России.
Е.А. Молев (Нижний Новгород, Нижегородский Университет): «К вопросу о вероятности подчинения Боспора Персии».
В главе III, 97 Геродот, в соответствии с контекстом, отмечает, границы распространения власти персов на севере до Кавказского хребта. Попытки понять эту фразу в том смысле, что до написания им своей работы, Боспор был подчинен персам (В.П. Яйленко, J. Nieling, Г.Р. Цецхладзе) не соответствуют контексту данной главы Геродота.
А.А. Синицин (СПб, Русская Христианская Гуманитарная академия): «Античный вариант глобализации и греческий опыт мифологического осмысления пространства».
Доклад на тему «Античный вариант “глобализации” и греческий опыт мифологического осмысления пространства». По мнению докладчика, этногеографический аспект мифических историй – чудесный «заморский» колорит, чудища, экзотическая небывальщина – все это давало античной аудитории ощущение реальной дальности описываемых стран и народов. Знакомство с иными мирами содействовало самоопределению эллинов, их отграничению от лингвокультурно чуждых соседей, с одной стороны, а с другой, позволяло грекам обрести ощущение широты пространства. Повышенный интерес Одиссидов к инаковому, запредельному, миру явился основой межкультурных контактов и первого витка “глобализации”.
С.Г. Колтухов (Симферополь, Институт археологии Крыма), С.Н. Сенаторов (СПб, Гос. Эрмитаж): «Курган Кулаковского: (По материалам Государственного Эрмитажа)».
Доклад посвящен характеристике скифского воинского погребения в кургане Кулаковского, раскопанном в 1895 г. в юго-западной части Симферопольского уезда. Погребение воина было впущено в курган эпохи бронзы и совершено в вытянутом положении головой на восток. Погребальный инвентарь представлен железным мечом, железным наконечником копья, каменным оселком, бронзовыми и костяными наконечниками стрел, лежавшими с левой стороны от костяка. С правой стороны находились две бронзовые бляхи в виде свернувшихся хищников, а также украшенный в зверином стиле бронзовый топорик–скипетр на деревянной рукоятке – символ воинской власти. Судя по предметам вооружения, погребение скифского воина датируется последней третью-четвертью VI – первой третью-четвертью V в. до н. э.
И.Ю. Шауб (СПб, ИИМК РАН): «Золотая диадема из Артюховского кургана».
Сходство знаменитой золотой диадемы с геракловым узлом из женского погребения 1 Артюховского кургана с таким же боспорским украшением (ныне в Мюнхене), датируемым ок. 300 г. до н. э., а также с рядом средиземноморских диадем 3 в. до н. э., не позволяет считать её синхронной погребению, т. е. отнести к третьей четверти 2 в. до н. э.. Вероятно, так же, как и некоторые другие более ранние вещи из Артюховского кургана (зеркало 4 в. до н. э. с изображением Скиллы и проч.), диадема долго служила в качестве ритуального головного убора, прежде чем стать предметом погребального инвентаря местной эллинизированной жрицы. Причём можно уверенно предполагать, что, подобно аналогичным сакральным украшениям Боспора (мюнхенская диадема), Скифии («калафы») и Сарматии (диадема из кургана Хохлач), артюховская диадема подверглась переделке отнюдь не случайно, а в соответствии с духовными потребностями заказчиков.
С.Ю. Монахов (Саратов, Саратовский Гос. университет имени Н.Г. Чернышевского): «Амфорный комплекс с поселка У7 поселения Панское-I в Крыму».
В докладе представлена полная сводка амфорного комплекса из раскопок поселка У7 поселения Панское I, которое исследовалось Тарханкутской экспедицией ЛОИА АН СССР в конце 1970-х - начале 1990-х годов под руководством А.Н. Щеглова. Комплекс включает материалы двух культурных напластований: херсонесского поселка конца IV - начала III вв. до н.э. и предшествующего ему четырехбашенного форта первых трех четвертей IV века. Проанализированы амфорные выборки разных центров производства, в том числе впервые выделяемые тарные образцы западнопонтийского производства, ранее неизвестные мендейские сосуды и др. Приведены статистические данные по амфорным подборкам по всем 16 домохозяйствам У7.
Е.В. Кузнецова, Н.Б. Чурекова (Саратов, Саратовский Гос. университет имени Н.Г. Чернышевского): «Опыт создания каталога целых амфорных форм по материалам Керченского музея-заповедника: предварительные результаты».
В докладе рассказывается о проекте коллектива исследователей по обработке и введению в научный оборот целых амфор VIIII вв. до н.э., найденных на античных памятниках и хранящихся в музеях Крыма. Целью проекта является введение в научный оборот огромного пласта археологического источника, который до сих пор крайне слабо представлен в публикациях. На первом этапе была обработана коллекция Восточно-Крымского историко-культурного музея-заповедника. В настоящее время ведется работа над каталогом амфор из фондов Заповедника, который будет состоять из текстовой и иллюстративной частей. В нем будет представлены чертеж и фото амфоры, краткое ее описание, датировка, описание клейма (при наличии), аналогии и т.п.
О.П. Дорошко (Севастополь, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Оконное стекло римского времени из раскопок Херсонеса Таврического и его округи».
Доклад посвящен редкой для Херсонеса античного времени группе материала – оконному стеклу. До недавнего времени считалось, что оконное стекло изготавливали в городе еще с конца III в. (раскопки Г.Д. Белова). Однако исследования показали, что самые ранние стеклоделательные мастерские, в которых производили оконное стекло, следует относить ко времени не ранее середины V в. Все же оконное стекло античного времени, а точнее – середины II – первой половины III в., было найдено в Херсонесе («цитадель», термы), на выс. Суздальская и в Балаклаве. Перечисленные объекты связаны с присутствием римских военнослужащих в регионе. На сегодняшний день в Херсонесе неизвестны стеклоделательные мастерские этого времени; по всей видимости, оконное стекло было привозным. Последующий за выводом римских войск период оказался сложным для Херсонеса и его округи. И только с V в. импортные предметы и зарубежные традиции вновь стали формировать материальную культуру Херсонеса.
В.В. Дорошко (Севастополь, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Бронзовые фигурные атташи римского времени из раскопок Херсонеса Таврического».
Доклад посвящен бронзовым рельефным атташам из раскопок Херсонеса Таврического, которые отличаются изяществом художественного исполнения среди других деталей бронзовой посуды из городища и его некрополя. Некогда они украшали нижние части ручек сосудов закрытого типа. Первый из них найден во время раскопок К.К. Косцюшко-Валюжинича (1888 – 1907 гг.), он имеет сердцевидную форму и в нем рельефно показан идущий крылатый Эрот в образе вакханта. Второй атташ обнаружен во время раскопок М.И. Золотарева в 2003 г. в помещении 10 XCVII квартала. На нем показано детально проработанное рельефное изображение лика Медузы. Подобный атташ присутствует и на уже известной бронзовой ойнохое изХерсонеса,обнаруженной в склепе 1014 в 1899 г. Сосуды с аналогичными сюжетами на атташах традиционно относят к производству италийских мастерских раннеримского времени. В целом, приведенные атташи ручек, равно как и остальные находки деталей бронзовой посуды из Херсонеса, указывают на постоянный приток бронзовой посуды в город в I– IIвв.
Е.Г. Застрожнова (СПб, Научный архив РАН): «Архитектурные детали и фрагменты из раскопок Фанагории в XIX в.».
Находки архитектурных фрагментов в ходе раскопок античных городов Азиатского Боспора, и Фанагории в частности, крайне редки. Это объясняется постоянным разграблением памятников, ввиду отсутствия строительного материала на Таманском полуострове. Между тем, эта группа археологического материала крайне важна для установления внешнего облика города. Особый интерес представляют редкие, неопубликованные по сей день находки, открытые в ходе раскопок XIX столетия. В первую очередь это архитектурные фрагменты и детали из раскопок К.К. Гёрца в 1859 гг. и И.Е. Забелина в 1869-1872 гг. Их публикация и логическое объединение с данными современных исследований позволят логически объединить результаты уже более чем двухвекового изучения Фанагории.
М.И.Тюрин (Севастополь, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Материалы из цистерны 1950 г. в XIX квартале Херсонеса и вопросы хронологии города позднеэллинистического периода».
Доклад посвящен находкам из цистерны, исследованной Г.Д. Беловым и С.Ф. Стржелецким в XIX квартале Херсонесского городища в 1949-1950 гг. В научных фондах Государственного историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический» хранятся более сотни происходящих из цистерны предметов, до настоящего времени не введенных в научный оборот. Единственная находка из засыпи цистерны, опубликованная авторами раскопок, — литейная форма для изготовления серьги и подвески, выполненная из распиленной ручки родосской амфоры. В состав исследуемого комплекса входят амфоры производства Херсонеса, Синопы, Родоса, Коса, Книда и прочих центров, столовая, кухонная, чернолаковая керамика, фрагменты рельефных чаш, светильник, керамические грузила. Особое значение имеет коллекция амфорных клейм, представленная штампами Синопы (1 экз. ), Херсонеса (8 экз.) и Родоса (6 экз), к которой уже неоднократно обращались исследователи. Ревизия клейм из цистерны позволила уточнить датировку образования комплекса. Наиболее поздние находки из заполнения (в первую очередь, родосские амфорные штампы IV а хронологической группы) не выходят за пределы середины II в. до н.э. Серединой-третьей четвертью столетия и следует датировать образование слоя засыпи цистерны.
В.А. Горончаровский (СПб, ИИМК РАН) «Элитное погребение в Семибратнем кургане № 6: к интерпретации комплекса»
В.А. Горончаровский в докладе проанализировал находки из царского синдского кургана конца V в. до н.э., среди которых отмечены предметы, характерные для синхронных женских и мужских погребений Таманского полуострова. Автор приходит к выводу, что единственной возможностью примирить эти факты является признание существования среди элиты синдского общества, как и у скифов, традиции энарейства («женской болезни»), связанного с культом Великой богини.
А.В. Иванов (Краснодар, ЮРЦАИ): «Племена региона Анапа-Новороссийск и меоты. Сопоставление».
Как известно под термином «меоты» подразумевается Меотская археологическая культура, но что делать с племенами черноморского побережья, то есть с синдами, торетами и керкетами, которые античными авторами то в состав меотов включаются, то противопоставляются им? Для решения этого вопроса предлагается отбросить его «этническую» составляющую (этничность в археологии методично оспаривается), и двигаться в культурологическом направлении, оперирую собственно археологическим материалом, который сопоставляется культурно и территориально. Применив сравнительный метод, и сосредоточившись на культурном аспекте, автор приходит к выводу об очевидной разнице между Меотской археологической культурой и культурой племен региона Анапы-Новороссийска
Н.Ю. Лимберис, И.И. Марченко (Краснодар, Краснодарский Университет, Ин-т археологии): «Греческая керамика из могильника Старокорсунского городища № 2».
Доклад посвящен исследованию материалов из погребения 652з могильника Старокорсункого городища № 2. Кроме лепных и сероглиняных сосудов местного производства здесь присутствуют привозные чернолаковые сосуды, стеклянная чаша и амфорная тара. Чернолаковый арибаллический лекиф относится к популярному в IV в. до н.э. типу. Чернолаковый парфюмерный сосуд является редкой формой даже для античных центров, а для меотского памятника такая находка пока уникальна. Чаши с лепестковым орнаментом из бесцветного стекла, подобные найденной в погребении 652з, обычно называют «ахеменидскими». Они характерны для IV– первой половины III в. до н.э. Наибольшее количество аналогичных чаш происходит из памятников Македонии. В погребении присутствовали две амфоры Книда второй – третьей четвертей IV в. до н.э. и амфора Пепарета первой половины IV в. до н.э. Совокупная датировка амфор и чернолаковых сосудов позволяет ограничить дату погребения второй четвертью IV в. до н.э.
С.В. Ушаков, Е.В. Струкова (Севастополь, Институт археологии Крыма, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Позднеантичный Херсонес: новые археологические комплексы».
В докладе рассмотрены недавно открытые в Херсонесе Таврическом (квартал XCVII и район базилики «Крузе») позднеантичные археологические комплексы. Проанализированы основные датирующие находки: амфоры 10 типов, краснолаковая керамика понтийской позднеримской группы, фокейской и херсонесской сигилляты, монеты. Анализ находок позволяет заключить, что эти комплексы нужно датировать в пределах V – середины VI вв. Данные о месте производства импортных амфор и краснолаковой керамики позволяют говорить о включении Херсонеса в систему экономических связей Восточного Средиземноморья и Причерноморья. Зафиксированные перестройки в Херсонесе можно, предположительно, связать со строительной деятельностью императоров Зенона (488 г.) и Юстиниана I (середина VI в.). Материалы из комплексов позволяют также утверждать о континуитете (преемственности) материальной культуры (прежде всего, керамического комплекса) Херсонеса этого времени.
В.А. Нессель (Севастополь, Национальный заповедник «Херсонес Таврический»): «Краснолаковая керамика из раскопок укрепленного поселения на Маячном полуострове («Страбонов Херсонес»)».
В результате археологических изысканий последних лет на территории античного укрепленного поселения на перешейке Маячного полуострова ("Страбонов Херсонес") были открыты остатки строительного комплекса первых веков н.э. Среди керамических находок наиболее интересной и репрезентативной группой является краснолаковая керамика, представленная различными формами сосудов, относящихся к Понтийской сигиллате. На основании проведенного анализа керамических форм можно установить время существования данного комплекса - начало II - первая половина III вв. н.э. Этот факт ставит под сомнение выдвигавшееся раннее предположение об окончательном оставлении территории древнего поселения во II в. до н.э.
